Но не все в этом мире подчинялось законам, написанным золотом. В этот час на востоке от города, там, где взошло ослепленное собственным сиянием солнце, на высоком холме стоял человек, который жил по другим законам; он ничего не покупал и не продавал, в отличие от большинства жителей торгового города, и не знал вкуса золота, как небесный дух не знает вкуса еды. Этот человек молча и задумчиво смотрел с высоты на город, и его длинная тень тянулась далеко по степи к каменным пепельно-серым стенам острога, словно пыталась проскользнуть на узкие улицы прежде, чем туда ступит его нога. Человека, который пришел сюда, чтобы изменить мир, повернуть ход истории и свершить то, что свершали до него только великие пророки.

Но он не был пророком, и за ним не стояли толпы ослепленных бездумной верой людей, он не мог воскреснуть и не мог приказать тысячам воинов. Все, что он мог, – это использовать древние знания и слышать иногда голос некой высшей силы, которую другие люди называли Богом. Он знал эту силу, знал, что ею движет любовь и справедливость, и за это служил ей преданно многие годы. Но теперь он с болью в сердце видел, как эта сила истончалась, таяла с каждым годом и не могла уже больше помогать людям, как прежде. Теперь эта сила сама нуждалась в помощи и защите, потому что люди, которые прежде так в ней нуждались, предавали ее, свою защитницу и мать, и уходили в сумрак чужой и жестокой веры. И все потому, что где-то там, в поднебесье, в невидимом человеку мире, шла жестокая битва богов. И тот, кто лишался устремленных к нему глаз и преданно верящих душ, тот лишался своей силы и исчезал. Боги, служившие людям тысячи лет, умирали, и никто из людей не слышал их криков о помощи, никто, кроме него. Он, последний волхв, волею случая уцелевший после резни, устроенной христианами в Киеве, он один еще слышал голос Бога и выполнял его волю. И ему предстояло сделать многое, очень многое, чтоб вернуть свет истинной веры и защитить законы Прави.

Велегаст стоял и смотрел на город, который когда-то любил и который теперь был чужой и враждебный. Там, в Тмутаракани, его слова могли ему стоить жизни, и он прекрасно это знал; знал он и то, что либо достигнет своей цели и победит, либо умрет где-то там, на пыльных камнях, в паутине узких улиц – третьего не дано. Он не мог не выполнить волю Бога, не мог повернуться и просто уйти в тишину священных дубрав. Он должен был донести доверенное ему Божье Слово.

А город, начиная обычную дневную суету, тоже, наверное, искоса посматривал на странную фигуру на высоком восточном холме, но ничего не мог увидеть против солнца, кроме темного силуэта. Никто пока не знал, что скрыто за этим темным очертанием, нарисованным солнцем, и почему одинокий странник не спешит, как все, на торговую площадь, туда, где кипит «настоящая жизнь». Никто пока не ведал ни его имени, ни сокрытой в его душе тайны, и это было единственное преимущество странного человека перед лежащим внизу городом.

– Велегаст, может, не пойдем, – дрогнул внизу неуверенный юношеский голос.

Отрок, сидящий на камне с кожаной флягой в руке, смотрел уставшими глазами, полными смятения. Человек, стоящий на холме обернулся, и солнце осветило благородное лицо мудрого седовласого старца. Высокий и сухопарый, он носил белые одежды, которые спадали по его тонким рукам, как сломанные крылья. Правая рука опиралась на причудливо вырезанный посох с набалдашником в виде хищной птицы. Но что особенно поражало в облике старца, так это глаза; глубокие, чистого темно-синего цвета, напрочь лишенные старческой тусклости, они легко испускали подобное небу сияние и, подобно небу, меняли свой цвет.

Сейчас старец начинал сердиться, и его левый глаз потемнел и сделался почти черным, а правый, наоборот, светлел, наливаясь белым сиянием с пронзительно синей точкой зрачка. Он посмотрел этими страшными глазами на отрока, и тот, выронив флягу, опустил взгляд. Но уже через минуту отрок пришел в себя и снова подал свой голос:

– Я не за себя боюсь, Велегаст, моя жизнь, как и твоя, принадлежит Сварогу[3]…я … я боюсь за нашу веру. Ведь ты последний, кто хранит мудрость, собранную за многие тысячи лет, ты последний, кто знает священные тайны, кто может научить. Что будет с нашей верой, если ты погибнешь?

Юноша остановился, чтоб перевести дух, и тут стало заметно, что не ветер колышет складки его одежды, а он сам мелко и нервно дрожит.

– Я был там, я видел; они убили всех, всех! Отвели на болото и убили, а людям сказали, что прогнали волхвов. А сами убили! – Губы отрока после каждого слова кривились и дергались на бледном лице. – Они только говорят, что надо подставить другую щеку, а сами убивают и убивают! Нельзя допустить, чтоб они убили и тебя! – выкрикнул в истерике юноша.

– Этого не случится, – спокойно ответил старец, смягчая свой взгляд, – иди сюда, посмотри. Ты знаешь эти руны?

Он выставил посох навстречу солнцу. И тут стало видно, что птица, венчавшая посох, сжимала в своих когтях огромный плоский и овальный кусок янтаря. Деревянные когти со всех сторон обрамляли полупрозрачный камень, отливавший золотом. В дереве вокруг всего камня были вставлены маленькие серебряные знаки рун. Велегаст достал хрустальную бусину на волосяной нитке и подвесил ее перед янтарем, зацепив за серебряное кольцо в клюве птицы маленький серебряный крючок. Посмотрел, чтобы тень от бусины падала точно в центр янтарного блюдечка. Потом подозвал отрока ближе.

– Вот, смотри, – мудрец прошептал заклинания, и бусина стала вертеться, отбрасывая преломленные в гранях лучи то в одну, то в другую сторону. Янтарный глаз посветлел, и напротив рун то в одном, то в другом месте стали вспыхивать тусклые огоньки желтоватого света. Отрок шевелил губами, тихо повторяя угаданный смысл. Потом глаз помутнел, а бусина перестала вертеться.

– Теперь ты узнал судьбу и заглянул немного в будущее, – сказал Велегаст спокойно. – Но помни, Радим, что Макошь[4]милует только сильных духом, и только тем, кто идет до конца и бьется из последних сил, она даст выход из самой страшной беды и пошлет свою верную Сречу[5]. А если ты устанешь и разуверишься, то она отвернет от тебя свой священный лик, и тогда нить твоей судьбы подберет сама Недоля. Пошли, тебе нечего бояться. – Старец взял отрока за руку, и они стали спускаться к городским воротам.

Но Велегаст слукавил, он показал отроку только его судьбу. Свою же судьбу он знал уже давно и знал, что смерть его ждет где-то здесь. Макошь позволяла менять ход судьбы, доплетая новые нити, и от смерти можно было увернуться, надо было только заранее узнать ее лик. Но сколько ни пытался Велегаст увидеть роковой миг, ничего, кроме черного капюшона и толстых смуглых рук ему не открывалось. «В спину, наверное, бить будут», – подумал он тоскливо и, словно дразня невидимое злое существо, наблюдавшее за ним, еще тверже зашагал в сторону города.