Еще край клинка скользил по разрубленной плоти, а разведчик стремительно распрямлялся в седле, ибо слева в его грудь уже метилось копье другого хазарина. Ворон резко нагнулся вперед, навстречу блестящей на солнце стали клинка и, стремительно выбросив руку со щитом, поймал его острие. Как только его левая рука ощутила удар, она плавно подалась назад, наклоняя спасительный диск и отводя его в сторону. Почти одновременно правая рука занесла меч. Хазарин, видя участь товарища, поджал левую ногу, скрыв ее под полой халата, и выставил вперед щит. Это его и погубило. Ворон как раз спровадил вражье копье на заслуженный промах и, высвободив свой щит, ударил им со всей силы по хазарскому. Прикрытие хазарина подалось в сторону, пропуская к своему хозяину смерть. В тот же миг русский меч, мелькнув словно молния, ударил кочевника прямо в лицо, прорубив чуть ниже глаз «второй рот». Изуродованная голова мотнулась назад, выпуская веер кровавых брызг.

Копье третьего хазарина ударило почти сразу же. Разведчик едва успел прикрыться щитом, падая назад на спину коня. Стальной наконечник, чиркнув по надежной броне диска, просвистел у самого лица, словно тень смерти. Хазарин был опытный воин и решил добить руса, пока тот лежит, размазанный таранным ударом копья по лошадиному крупу. Он поднял щит, чтоб ударить им в голову или, если повезет, прямо в шею. Таким ударом на всем скаку иногда просто сносили головы или проламывали череп. Но Ворона спасла злость. Его едва не выбили из седла, и взбешенный воин, вместо того чтоб пропустить неудачную сшибку, оставшись лежать, ударил… нет даже не ударил, а выстрелил руку с мечом прямо под поднятый щит в мягкое горло хазарина. Кочевник рухнул назад, вскинув последний раз непослушные руки. Из рассеченной шеи ручьем хлестала и пенилась кровь.

Ворон вырвал из раны врага дымящийся от крови меч и резко махнул им вперед, навстречу четвертому воину степей. С дола клинка сорвалась струйка крови и ударила прямо в лицо, искаженное злобой. Но хазарин ничуть не смутился, вкус крови только заставил бешено трепетать его ноздри жаждой мщения, а руки уже направляли острый клинок на длинном древке в нижний край щита Ворона. Отбивать такое копье очень трудно; от таранного удара диск наклоняется, и наконечник, соскальзывая с него, попадает прямо в низ живота. Разведчик натянул изо всех сил повод, разворачивая коня и подымая его на дыбы. Хазарин тоже стал поворачивать своего скакуна, но скорость была уже потеряна, а с ней и все преимущества копья на таранном ударе. Теперь два всадника крутились почти на одном месте, пытаясь сразить друг друга. Хазарин оказался очень опытным воином, скорей всего, это был десятник. Поверх его халата красовалась кольчуга, а вместо войлочной шапки мерцал стальной шлем с полумаской и бармицей, ноги же прикрывали поножи. Так что Ворон молотил врага мечом без всякой надежды на успех, лихорадочно соображая, где может быть щель в доспехах и где его клинок ждет желанная победа. Хазарин тем временем что-то крикнул своим товарищам, и те стали скакать вокруг, пытаясь достать Ворона копьями. Долго такая карусель продолжаться не могла. Несколько раз разведчика уже задевали копейные удары в спину, вспарывая кожанку, и только надежная кольчуга еще берегла его жизнь. Но и она, спасая от смертельных уколов и порезов, не могла защитить от синяков и тяжелых ушибов, которые стали все больше расползаться по его спине, отнимая здоровье и силы.

Ворон вновь поднял коня на дыбы, чтоб ударить врага по шелому. Сталь, конечно, не прорубишь, но оглушить можно. Хазарин тоже поднял скакуна на дыбы, прикрываясь щитом и метя копьем теперь уже в горло. И тут разведчик увидел приподнятый край кольчужной рубашки над взлетевшей с резким движением ног полою халата хазарина. Меч стремительно нырнул в эту щель, как змея в крысиную нору. Железных трусов враг не носил, и острие клинка Ворона легко вонзилось в пах, разрывая мягкие ткани.

Хазарин заорал страшным голосом, задергался, выпучивая глаза, и рухнул с седла, держась руками за промежность.

Оставшиеся кочевники на какой-то момент опешили, пораженные гибелью своего командира, но кодекс чести не позволял им уйти с поля боя, не попытавшись отомстить за товарища. Они уже было собрались с духом, чтобы броситься на разведчика сразу с двух сторон. Но Ворон не стал ждать, когда его возьмут в клещи, а, развернув коня, сам поскакал навстречу хазарину, движения которого показались опытному глазу наиболее медленными и неуверенными. Его расчет оправдался; кочевник, с ужасом глядя на поверженных товарищей и летящий к нему сверкающий окровавленный меч, вдруг легко увидел в этом кровавом блеске свою участь и, развернув коня, бросился удирать.

Ворон хотел было махнуть на труса рукой и не убивать бегущего, но в этот момент тот обернулся. Сразу вспомнился любимый прием кочевников – ложное бегство. Такой бегун в любой момент мог вернуться и ударить его в спину.

– Отступивший в любой миг вернется, а врагу пощаду дашь, так себя на смерть отдашь, – застучались из глубин подсознания в воспаленный мозг Ворона слова его боевого учителя, и он, быстро достав лук, выстрелил хазарину в спину.

Удиравший хазарин вскинул руки и упал на шею своего скакуна.

– Смерть любит бегущих, – вспомнилось еще из науки наставника.

А сзади уже слышался близкий топот копыт хазарского коня. Разведчик обернулся и увидел в сажени от своей спины наконечник длинного копья. Холодок смерти скользнул меж лопаток, и он с невероятной быстротой, задев кибитью лука вражье копье, пустил стрелу-срезень в шею коня. Ноги несчастного животного подломились, и хазарин на всем скаку полетел через его загривок.

Ворон какое-то время еще проскакал вперед, словно за спиной у него все еще висело стальное перо копья, и только потом, еще раз оглянувшись, развернул коня и не спеша поехал добивать упавшего с коня хазарина. Кочевник уже оправился от падения и, подхватив длинное копье, умело прикрывался щитом. Брать такого на всем скаку – значит коня потерять. А не убьешь его, так он в спину тебе выстрелит. Ворон осторожно подъехал к врагу, острый клинок на древке обещал трудный поединок.

Разведчик убрал меч в ножны и достал пернач[11]на длинной рукоятке, в левую руку взял аркан. Хазарин припал на колено, закрываясь щитом и древком копья так, чтоб аркан не накинули. Но этого как раз и добивался русский витязь. Ворон погнал коня вокруг хазарина, постепенно сжимая кольца. Кочевник вертелся, пытаясь успевать выставлять острие копья навстречу врагу. В какой-то момент он чуть замешкался, и тут тяжелый пернач рубанул по копью, отбрасывая в сторону смертоносный наконечник. Русский конь резко развернулся и опрокинул врага. Пернач Ворона безжалостно бушевал еще пару минут, проламывая хазарские кости. Потом разведчик снял с убитого саблю и колчан, подхватил длинное копье, доставившее ему столько неприятностей.

Недалеко корчился еще один хазарин, выкрикивая что-то на чужом языке.

– «Наверное, просит, чтоб я помог ему умереть», – подумал Ворон и отсек орущую голову.

Собрал оружие с убитого и не торопясь поскакал ловить арканом теперь уже ничейного коня. Вдалеке пыльным облачком все еще мчались кони с убитыми хазарами. Вскоре хазарский скакун, не чувствуя узды, замедлил свой бег и вяло побрел, хватая на ходу сухие травинки. Ворон без труда взял его под седло и дал отдых своему загнанному коню, оставив на нем только добытое у хазар оружие. Потом он поймал еще одного коня с пустым седлом. Привязал всех коней на один повод и оглянулся; унылые лошадиные силуэты с убитыми хазарами тянулись к горизонту.