Ворон - Евгений Рудашевский

С первых страниц своей повести Евгений Рудашевский даёт понять читателю, что легко ему не отделаться. «Ворон» не притворяется, не предлагает выбора – открывший книгу сразу оказывается в зимнем лесу, и отступать некуда. Настоящая жизнь. Главный герой повести Дима опрометчиво сожалеет об отсутствии шрамов. Шрамы будут.

Много чего будет. Тайга, звучащая как готический собор и молчащая на разные лады. Долгожданная свобода: от мучительной школы, от родителей, погрязших во взрослых своих компромиссах, от ежедневной и душной городской скуки. Мечты. Оружие, силой и властью которого очарован Дима. Снова мечты. Всё просто. Первая кровь. Первая любовь. Разочарование.

Диме четырнадцать лет. Дима влюблён в охоту.

Самозабвенно, всей душой, как умеют влюбляться только в детстве. Когда тяжело дышится, когда все мысли только об избраннице, когда все и всё вокруг расплывается в ненужном тумане, когда каждый день ожидания мучителен, да что там, каждый миг мучителен, время играет против тебя. Дима влюблён и ждёт встречи. Плохо спит, старается угадать место и время, первые слова, ощущения. Время ползёт.

Но вот оно, первое свидание. Счастье, Дима рассчитывает на взаимность, и рассчитывает не зря.

Предмет обожания хоть и отвечает этой самой взаимностью, но оказывается… каким-то неидеальным. Не отвечающим высоким Диминым требованиям. То ли избранница лицом к лицу не такая уж красавица, то ли напридумывал её Дима чересчур, то ли сами ожидания оказались завышены – всё вместе, наверное. Одним словом, первого свидания Димина любовь не выдерживает. Дима сильно разочарован, земля качается, мир вокруг рушится. Ошкуренный Дима остаётся один на зимнем лесном снегу. И вот здесь начинается главное.

«Ворон» относится к той нечастой разновидности подростковой литературы, где душа горит в полный рост. Опасная разновидность, не каждый читатель решится пройти до конца.

Дальше. Дима, оскорблённый в лучших чувствах, объявляет своему несбывшемуся идеалу войну. Классика жанра – от любви до наоборот один шаг. А у Димы один вздох. И вот уже предмет страсти становится объектом ненависти. Дима подкладывает бывшей возлюбленной кнопки на стул, дёргает её за косички, обидно обзывается, придумывает злые небылицы. Старается изо всех сил, чтобы все-все-все знали, какова она, эта бывшая избранница! Глупая, конопатая и тайно ковыряет в носу!

У Димы довольно неплохо получается.

Ситуация столкновения с нежданными реалиями насколько обыденна, настолько и опасна. Она практически неизбежна в жизни и сложно отыгрывается в книгах. В литературе автору порой чрезвычайно непросто уйти от соблазна встать на сторону героя и его ясноглазой правды. А в жизни именно эта ситуация воспроизводит огромное количество несчастных людей. Неудачников, непризнанных гениев, мизантропов в ассортименте, борцов за права, и т. д, и т. д. Осознание простого факта неидеальности Вселенной способно превратить взрослеющего человека в равнодушного циника. Или в прагматичного конформиста. Или в требовательного истерика. В героя. В вечного нытика. В скользкого негодяя. В труженика. В человека, стремящегося сделать мир лучше.

Своему герою Евгений Рудашевский выбор предлагает. Зима, тайга, двадцать дней в компании охотников и охоты становятся для Димы полигоном, жёстким испытанием, прохождение которого должно открыть путь в новую, настоящую жизнь. Однако неожиданно и для героя, и для читателя это испытание изменяет не только Диму, но и его жизненные цели. Теперь у Димы новый путь. Диме четырнадцать лет. Он ступает на подмороженный и хрустящий снежный наст. Для него всё только начинается.

Ворон. Скорее жив, чем мёртв.

Эдуард Веркин, писатель

На таёжной прогалине было по-зимнему тихо. Лес, скованный холодом и белоснежным однообразием, дремал.

Стоявшее тут зимовье казалось заброшенным. С наветренной стены его привалило сугробами, снежная шапка укрыла под собой низкую двускатную крышу. Ни тропинок, ни следов поблизости не было. Лесные зверьки держались в стороне от охотничьего дома, знали, что поживиться здесь нечем.

Тайга бы так до весны и лежала в прозрачных, как байкальский лёд, снах, но вёдренным декабрьским утром её разбудил горячий маслянистый грохот – в километре от прогалины, у полосы густого перелеска остановился вездеход «Урал».

Из машины, будто снежные глыбы, выскользнули четыре охотника в белых накидках. За ними нырнула лайка. Когда притих бормочущий мотор, стали слышны голоса людей и задорный лай собаки.

Охотники после долгой поездки с улыбкой разминали ноги, щурились холодному, но яркому солнцу. Им предстояло сделать несколько ходок до зимовья, на санках перевезти всё заготовленное к промыслу.

– В такую погоду, если пойдёшь в кусты, долго там не думай. Потом будешь, как Снежная королева, с ледяным задом ходить. Тут нужна оперативность, как в Генштабе. Спустил штаны – грохнул из двустволки и зачехляй, пока не отмёрзло! – смеялся Артёмыч, бросая Диме очередной тюк.

Юноша улыбался в ответ. Ему нравился Артёмыч – невысокий, поджарый мужичок. Его бугристое, свежевспаханное лицо, улыбка тёмных зубов и сам взгляд выдавали сельское происхождение. С таким лицом Артёмыч не смог бы притвориться городским, даже если б вздумал натянуть костюм с галстуком и лакированные ботинки, а это с ним случилось лишь дважды: на собственной свадьбе и на отцовских похоронах. С тех пор костюм лежал в глубине антресолей, рядом с коньками «Хаген» и набором лото. На лбу Артёмыча, словно выпавшая прядь волос, виднелся уголок шрама.

– Подарок от соседа, – объяснил охотник, когда Дима впервые увидел шрам. – Тебе сколько?

– Чего?

– Лет, чего!

– Четырнадцать.

– Вот и мне так же было, когда сосед тяпнул по дружбе. Серпом. И это хорошо, что не топором! – Артёмыч, рассмеявшись, хлопнул юношу по плечу.