Войдя в здание рынка, я вроде бы успела забыть о старичке иуж точно больше не вспоминала ворону. Правда, подозревала, что сегодняшнийдень, в плане больших чувств, ничуть не лучше предыдущего. Но в суете рынка иэти мысли меня оставили. Я направилась к овощному ряду, и тут старичок возниквновь. Точнее, поначалу я услышала голос, который шел вроде бы из-под земли.

— Ярослава… — прошептал кто-то, и в первое мгновение ярешила, что ослышалась, но шепот вновь повторился:

— Ярослава…

Я нахмурилась и начала оглядываться, и тут заметилапритулившегося между высоченных прилавков с горами фруктов старичка. Оченьсерьезно глядя на меня, он махнул рукой, приглашая приблизиться, и я, сама незнаю почему, сделала шаг в его сторону.

— Ты ведь Ярослава? — зашептал он.

Глаза у него были странные: зрачок очень большой (может,из-за пережитого испуга), радужная оболочка казалась выцветшей, какого-тобледно-желтого цвета, и на фоне белков с желтыми пятнами была почти незаметна,будто ее и нет вовсе. А еще у него не было ресниц. Совсем. Сморщенное личиконапоминало печеное яблоко, но почему-то я была уверена, что не так уж дядя истар.

— В чем дело? — спросила я и смутилась: вопроспрозвучал довольно грубо. Кашлянула и добавила:

— Извините.

— Твой отец… — опять зашептал старик. — Скажи егоимя…

— Мой отец умер, — растерялась я.

— Знаю, — поморщился он. — Скажи имя.

— Анатолий Ильич Белосельский, — пробормотала я,теряясь в догадках, зачем старику это нужно. А он облегченно вздохнул.

— Слава богу. Еле узнал тебя, ошибиться боялся. —Дядя сунул руку за пазуху, достал оттуда сверток, взглянул на него, вроде бы вчем-то сомневаясь, и протянул мне:

— Никому не отдавай. Никому. Слышишь?

— Что это? — нахмурилась я, отступая на шаг.

— Отец знал, и ты узнаешь, — забормотал старик,очень напоминая в ту минуту сумасшедшего. — А больше никому!

— Послушайте… — начала я, а он очень ловко сунулсверток в мою сумку, что меня здорово разозлило. — Послушайте… — повторилая грозно, собираясь отчитать странного дядьку.

— Матюша, — вдруг позвал кто-то рядом, — тебяздесь спрашивают.

Толстая тетка в голубом переднике, вне всякого сомнения,обращалась именно к старичку. Она мотнула головой куда-то в сторону, япроследила ее взгляд и увидела двух рослых парней. На подбородке одного из них— свежий шрам.

— Иду! — весело крикнул старичок, но взгляд его,обращенный ко мне, посуровел. — Ни-ко-му… — нараспев сказал он. —Теперь ключ у тебя, с тебя и спрос… — И дядя юркнул в темноту прилавка.

— Послушайте, — вновь начала я, — эй.., каквас… — Назвать дедулю Матюшей язык не поворачивался, я в досаде плюнула,побежала вдоль прилавка, надеясь перехватить старика, но его и след простыл.

Я заглянула в сумку, не удержалась и пощупала сверток.Желто-коричневая бумага, в которую на почте упаковывают бандероли, шпагат,должно быть, тоже с почты. Внутри что-то твердое, завернутое, кажется, еще и втряпку. «Ключ, — подумала я. — Старик говорил что-то про ключ. И чтомне с ним делать?» Ответ пришел сам собой: разумеется, отыскать Матюшу ивыяснить, что он мне такое подсунул, а главное, зачем! Судя по поведению тетки,человек он здесь известный, значит, найти его будет несложно.

Забыв про капусту, я направилась вдоль прилавков и оченьскоро едва не столкнулась с Матюшей. Он стоял возле входа в кафе в компаниидвух мужчин, тех самых, что его искали. Один мужчина что-то говорил ему, аМатюша кивал, слушая без особого интереса. Я направилась к ним, по путизаготавливая первую фразу. Скажу ему: «Будьте добры объяснить, в чем дело…»Нет, лучше так: «Заберите свой сверток и потрудитесь объяснить…» Но ни одну изэтих фраз я так и не произнесла. Матюша увидел меня, когда я оказалась совсемрядом, вскинул голову и так взглянул, что слова разом улетучились. Точно подгипнозом, я резко свернула и вошла в кафе. Матюша продолжал кивать, а пареньговорить, до меня долетели слова: «Чего ты дурака валяешь?», сказанные укоризненно.Непохоже, чтобы парни ему грозили, скорее уговаривали. И в том, как дядькастоял, как кивал, испуга не чувствовалось. И все же он явно очень испугался,когда увидел, что я приближаюсь, то есть он боялся, что парни обратят на менявнимание.

Я устроилась за столиком кафе, через стеклянную дверьнаблюдая за тем, что происходит на рынке. Теперь говорил Матюша, но слова его яслышать, разумеется, не могла, однако по физиономии парня со шрамом догадалась,что по душе они ему не пришлись. Второй парень звонил по мобильному, нервнорасхаживая рядом. Матюша сказал что-то резкое, махнул рукой, точно подводя итогразговору, и зашагал по проходу. Парни переглянулись, тот, что со шрамом, пожалплечами, и оба направились к центральному входу, а я вспомнила, что мне нужнакапуста.

Происшедшее интриговало и раздражало одновременно. Оченьхотелось заглянуть в сверток, но я решила потерпеть до дома. Выпила кофе иотправилась за капустой. Нечего и говорить, что расстояние до квартиры бабули япреодолела в рекордные сроки, хотя, замечая, что вдруг срываюсь чуть ли не набег, старалась идти медленнее. Куда там! Любопытство — серьезное испытание, и язнала — мне его не выдержать.