недели. Тогда я ещё не знал, что ремонт проводился и на одной из очистительных станций: сейчас, постфактум, я понимаю всю судьбоносную важность этих работ на жизнь города, но тогда я воспринимал их исключительно как бытовые неудобства.

Когда я очутился у ворот моей «старшей» школы, то оказался в одиночестве. Вскоре подошли мои сокурсники, и мы бодро принялись обсуждать предстоящее путешествие даже несмотря на наш заспанный вид. Автобус долго ждать не пришлось — он прибыл вовремя; вместе с ним был и наш куратор, Степан Алексеевич — мужчина лет сорока с пышными черными усами, которого всегда можно было узнать по его красной куртке с олимпиады 1980 года и чуть сгорбленной фигуре. Группа в двадцать человек уселась в автобус на пятидневную вылазку в горы, и через десять минут транспорт продолжил свой путь.

Я проезжал мимо знакомых улиц, где каждый домик я запомнил в подробностях благодаря моим длительным прогулкам. Всё это были пяти- и девятиэтажки, казавшиеся мне в детстве непоколебимыми исполинами. Тогда, смотря в окно, я и представить не мог, что вижу эти панельки в последний раз в их первозданном виде: в том виде, когда рассвет окрашивает их белый теплый свет, оставляя на стёклах редкий иней. Жаль, что я не могу вернутся в тот день и попрощаться, что с ними, что с друзьями, что с родителями… На полпути к горам мы заметили трубы атомной станции. Я знал, что родители выйдут на сутки примерно через четыре дня, поэтому вновь проверил в кармане ключ от дома. Затем, с полным спокойствием и лёгким трепетом от предстоящего приключения, я ненадолго прикорнул.

Проснулся я в тот миг, когда автобус остановился — мы были на месте. Мои одногруппники быстро выбежали на улицу, прямо к подножию горы. Уральские горы не высоки, но здесь, на севере, они казались таинственными снежными гигантами, сторожащими свои секреты. Я последовал за друзьями, которые уже готовились к подъему — нашей задачей было добраться до зимнего лагеря геологического факультета, обосноваться там и последовать к безымянному перевалу, находившегося к нам ближе остальных. Здесь, у подножия гор, было куда прохладнее, чем в городе, так что к свитерам и легким шапкам прибавились тулупы, утепленные горнолыжные «олимпийские» брюки, кожаные перчатки.

Не больше часа занимались мы подготовкой к подъёму, автобус уже уехал, а наш инструктор провёл маленькую разведку местности. Мы собирались в путь, и я хотел было пойти, как всегда, последним. Но моя сокурсница Марина Воронова — единственная девушка, улыбавшаяся мне тогда, протянула руку, пригласив взойти до лагеря вдвоём. Я тут же согласился, ступая на мягкий весенний снег, и мы вместе направились за нашими друзьями.

Километр ходьбы и мы уже разбирали места в деревянном лагере у горного хребта: то был ряд скромных домишек, за которыми постоянно ухаживал завхоз от факультета. Так мы начали наш первый день экспедиции.

Рабочий день шел быстро и размеренно. Мы ходили по окрестностям, собирали образцы породы и постоянно выслушивали обещания куратора показать нам нечто необычное завтрашним днём. Подогреваемый интригой, я и не заметил, как рабочий день кончился после похода вдоль небольшого ручейка, бодро стекавшего со скал.

Ночь не заставила себя ждать, хоть день заметно прибавил. Так получилось, что мне досталось место под окном с видом на перевал — я отчетливо видел в лунном свете мрачные, но столь любимые мной скалы. Свет играл на снегу, переливаясь по его бархатистому телу. Мне нравился вид и подолгу перед сном я любовался потрясающим зрелищем. Но было ещё одно преимущество моего пребывания на этом месте.

Когда я хотел уж ложиться, мне в окно тихо постучались: то была Марина. Увидев меня, она радостно помахала и знаком позвала на улицу. Я осмотрелся и, поняв, что все спят, кивнул и быстро оделся. Чуть скрипнув дверью, я скользнул на улицу.

Стояла погожая ночь. Холода практически не чувствовалось, но долго пробыть на ледяном снегу не получилось бы. Мы встретились и пошли куда-то наверх, к перевалу. Перед нами шла проторенная тропа. Прохладный воздух окутывал нас, заполнял лёгкие. По пути я подумал, что, согласно маршруту тропинки, мы повернем круто влево, но Марина пошла дальше по неглубокому снегу — к скале. Я затормозил, но она заверила меня, что впереди будет нечто крайне занимательное. Мы пошли дальше и вскоре под светом наших фонариков я заметил заваленный вход в недостроенную шахту. Вход находился в углублении за уступом одной из скал, скрывающей её от посторонних глаз, в том числе и моих. Однако от любопытства Марины шахта не скрылась. Мы осмотрели проход, но ничего интересного более обнаружить не смогли. Только когда мы захотели уходить, я вдруг мельком заметил углубление в породе, будто кем-то пробуренном. Дыра находилась чуть поодаль в глубине заваленного входа, и к ней будто специально расчистили проход…

Но я уже ничему не успел придать значения. Мы спустились обратно к лагерю и ещё долго беседовали под нежным лунным светом, пока я не начал откровенно засыпать. Разговор пролился бы и дольше, но, видя мой заспанный вид, Марина попрощалась. То было моё первое свидание в жизни, хотя тогда я его воспринимал как милую ночную прогулку. Жаль, я не придавал тем нескольким ночным встречам большего значения…

Вернусь к более насущной теме. На следующий день утро началось с зарядки и недолгой прогулки вдоль знакомого ручья (какое счастье, что никто не выпил из него воды!). Вскоре мы всей группой отобедали и, когда часы куратора возвестили о двенадцати часах, мы собрались для восхождения на перевал. С собой у меня были элементарные приспособления для полевых работ, как полевой дневник, компас и молоток, однако нужны они были сегодня постольку поскольку: наш инструктор хотел показать специальную технику подрыва небольших пластов породы. Беспокоится было не о чем: взрыв предполагался маломощный и, как оказалось, у входа в ту самую заваленную шахту, которую мы осматривали этой ночью. Я решил спросить тет-а-тет о причинах завала шахты, но куратор пожал плечами и ничего конкретного не объяснил. Было у него разрешение на взрыв или нет я не стал уточнять, но зная нашего инструктора как бывшего беспризорника и воспитанника детских домов, я сделал свои выводы.

Мы дошли до шахты и, каково же было моё облегчение, поняв, что куратор проигнорировал наши с Мариной следы — он был занят своими мыслями. Вся группа стояла и слушала его: распаковка динамита, организация безопасного подрыва, и прочее, и прочее. Наконец, он попросил отойти нас на полсотни метров