Конференция союзников по Антанте в Шантильи (6–8 декабря 1915 г.) решила на третий год войны интенсивно и с непреклонной волей к победе атаковать врагов одновременно на разных фронтах, чтобы не дать им перебрасывать с одного фронта на другой войска и резервы[1861]. Русские союзники, чья армия зависела от материальной поддержки партнеров, изложили свою позицию на конференции не слишком убедительно. Представленный вначале план начальника Генштаба генерала Алексеева открыть совместные военные действия на Балканах не встретил одобрения, поскольку предусматривал большие переходы для западных армий, давая войскам центральных держав воспользоваться преимуществами коротких внутренних путей сообщения; некомпетентные обещания представителя России генерала Жилинского, который нереально преувеличил численность боеспособных войск своей страны и до нелепости преуменьшил нехватку у них винтовок[1862], вызвали первый кризис доверия, преодоленный лишь после того, как французский посол телеграфировал из Петрограда, что царь непоколебимо хранит верность союзу. Германская разведка не имела доступа в круг военачальников, заседавших в Шантильи. В результате в весенние месяцы 1916 г. германскую Большую ставку застигло врасплох решение Антанты скоординированно поместить ослабленные войска центральных держав между молотом русского прорыва на востоке и наковальней мощного франко-английского наступления на западе и окончательно устранить Австрию как военного партнера Германии.

Командующий русским Юго-Западным фронтом генерал А. А. Брусилов должен был, по первоначальным планам российского военного совета от 1 апреля 1916 г., пойти со своими четырьмя армиями в наступление на Галицию 15 июня, но ввиду просьбы итальянцев о срочной помощи перенес начало операции на 4 июня (22 мая ст. ст.), отказавшись дать сведения о сроках наступления царице[1863]. Таким образом, разведки центральных держав впервые не сумели вовремя выведать русские планы развертывания, а ВК лишилось возможности своевременно нанести контрудар по развертывающимся войскам. В этих условиях лучше всего подготовленная[1864] и открытая самым мощным за весь предшествующий период военных действий артиллерийским огнем с русской стороны наступательная операция в первой же атаке привела к надлежащему грандиозному успеху: русские захватили 350 тыс. пленных (из них, даже по немецким данным, только с 4 по 7 июня 100 тыс. солдат с орудиями и военной техникой[1865]), 400 тяжелых орудий, 1300 пулеметов и участок территории шириной 200 км и глубиной до 60 км. Число убитых и раненых превышало число пленных почти вдвое. Некоторые австрийские части сохранили меньше половины состава и утратили боеспособность. Русское наступление продолжалось десять недель и, вопреки ожиданиям немцев, демонстрировало подъем боевого духа в русской армии. За всю операцию в руки к русским только на юго-западном фронте попало 450 тыс. офицеров и солдат; в целом германо-австро-турецкие войска потеряли убитыми и ранеными 1,5 млн чел.[1866]

Известия о неудержимом прорыве армий под командованием генерала Брусилова застали начальника германского Генштаба фон Фалькенхайна в тяжелейшем положении. В условиях позиционной войны 21 февраля, после неоднократного переноса даты, мощными ударами была возобновлена атака на Верден, который немцы в ходе осеннего наступления 1914 г. сумели только окружить, и поначалу отдала в руки немцам первый и второй рубежи французских позиций, но в июне при огромных потерях с обеих сторон (по 350 тыс. убитых) остановилась перед укреплениями внешних фортов — сам Верден оказался неприступен. В то время как соотношение сил противников под Верденом изменилось не в пользу немцев, замысел Фалькенхайна «обескровить» французские войска перед этой важнейшей восточной крепостью Франции потерпел неудачу из-за постоянного поступления французам новых резервов, а последняя немецкая атака (11 июля) не достигла цели, 14 французских и 5 свежих английских дивизий с таким же количеством резервных частей и большим превосходством в боевом духе и технике 1 июля, после нескольких дней ураганного огня невиданной доселе мощи, пошли в наступление на Сомме, положив начало многомесячной «битве техники», в которой полегли 400 тыс. немцев, 200 тыс. французов и 400 тыс. англичан.

Перед лицом величайшей с начала военных действий угрозы германским армиям и на востоке, и на западе надежды гражданского правительства Германской империи на победоносный исход войны растаяли, и в недрах Министерства иностранных дел созрела готовность закончить войну на основе status quo ante 1914 г.[1867] Обер-Ост даже при таких обстоятельствах противился мирному решению и еще усерднее настаивал на военном уничтожении России. Глядя на события на фронтах со своей колокольни, Людендорф первым делом мечтал взять Ригу, как задумывал еще в предыдущем году, чтобы оттуда оказывать давление на российскую столицу. Когда император в сопровождении начальника Генштаба посетил в конце мая восточный фронт, генерал-фельдмаршал фон Гинденбург в своем докладе в Вильне 29 мая 1916 г.[1868] напомнил о деструктивной антироссийской стратегии Мольтке, выступая за скорейшее уничтожение России. Он призвал Верховного главнокомандующего «подумать, не следует ли, несмотря на численное превосходство неприятеля, перейти в наступление», и предложил «атаковать из-за Даугавы выше Риги, чтобы взять город». Он жаждал получить не менее «трех-четырех дивизий и необходимую тяжелую артиллерию». «Одновременные действия флота против Эзеля», по его словам, «существенно облегчили бы операцию, но потребовали бы еще одной дивизии». Целью операции он назвал «угрозу Петербургу и ее последствия», т. е. развязывание революции в столице коллаборационистами-большевиками: они «пригодились бы, чтобы довести царящий уже теперь, по всем данным, внутри России беспорядок до развала… Если бы можно было в то же время связать с наступлением левого фланга австрийско-румынскую операцию, то еще остался бы шанс решить дело на восточном театре военных действий».