Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обычно никакого. Формально, как заведующий отделением гистопатологии, он является моим начальником, но сам музей не находится в его подчинении.
— Однако ключ у него все-таки, как я полагаю, имеется.
— Да, это так.
— У кого-нибудь еще, кроме него и других упомянутых сотрудников, есть ключи?
Айзенменгер полагал, что ключей от музея больше нет ни у кого, разве что у охраны.
Уортон указала на веревку, свисавшую из центра купола:
— Так как же, по-вашему, убийца мог закрепить веревку? Там есть что-то вроде крюка?
— Когда-то там висела большая люстра. Очевидно, она была прикреплена к какому-то крюку.
— И как туда можно добраться?
На этот вопрос Айзенменгер не мог ответить и сразу почувствовал, что тем самым вновь вызвал у помощницы старшего инспектора подозрения. Чем меньше он знает, тем подозрительнее выглядит.
— А кто может это знать?
— Гудпастчер, по-видимому.
В этот момент по залу разнесся настоятельный призыв Сайденхема:
— Инспектор! Обратите, пожалуйста, внимание вот на это!
Рядом с залитым кровью, вывороченным наизнанку трупом Сайденхем выглядел до неприличия щегольски — лишь резиновые перчатки и бахилы были несколько некстати. Уортон бросила на доктора вопросительный взгляд.
Сайденхем поманил ее красным пальцем, к которому прилипли кусочки чего-то желтого. Уортон нахмурилась, но подошла. Айзенменгер последовал за ней.
— Чертовски трудная работенка, столько крови! — посетовал Сайденхем.
— Да что вы говорите?! — с преувеличенным сочувствием откликнулась Уортон.
Он метнул в ее сторону гневный взгляд, но никак иначе на эту колкость не отреагировал и продолжил многозначительным тоном:
— Вокруг наружных половых органов имеются следы…
Его замечание прозвучало вовсе не удрученно или смущенно, как можно было бы ожидать, а скорее с радостным Возбуждением.
— Ее изнасиловали?
Доктор кивнул:
— Все ее влагалище залито кровью, но сперму, я думаю, мы тоже найдем.
В Беверли Уортон это известие не пробудило никаких эмоций. По крайней мере, вслух она никак не отреагировала на слова доктора. Всего-навсего еще одно осквернение тела. Выпотрошенный труп уже был явлением столь жутким и странным, само его существование настолько не поддавалось объяснению, что изнасилование по сравнению с ним выглядело делом обыденным и понятным.
— Изнасилована и убита, — пробормотала она. — Очень хорошо.
Айзенменгер никак не отреагировал на ее замечание, только еще раз взглянул на тело девушки, а затем поднял голову, обратив взор к стеклянному куполу. Он знал, слишком хорошо знал, что изнасилование с последующим убийством — вещь вполне обычная, в отличие от всего остального, проделанного с трупом в данном случае. Переведя взгляд на Уортон, он увидел, что вновь вскрывшееся обстоятельство целиком и полностью завладело ее мыслями.
— Инспектор!
Подошел один из судебных медиков, держа в руках корзину для мусора, набитую каким-то тряпьем. Сверху красовался шикарный дорогой бюстгальтер.
— Где вы это нашли?
Медик указал в дальний угол.
— Вон там, под одним из столов.
Уортон поворошила одежду. Кровавых пятен видно не было.
— Переложите все это в мешок и подпишите каждую вещь, — распорядилась она и добавила уже безо всякой необходимости: — И поаккуратнее, пожалуйста. — Внезапно инспектор преобразилась, и теперь ее лицо буквально светилось от удовольствия.
Айзенменгер, чувствуя, что интерес к нему угас, и сам не испытывая интереса к происходящему, спросил:
— Я вам больше не нужен, инспектор?
Уортон, пребывая все в том же блаженном состоянии, разрешила ему вернуться к работе, но предупредила, что позже его допросят официально.
— А как насчет декана? Его надо поставить в известность.
Ну с этим-то как раз никаких проблем не возникало. На это сгодится Касл — кстати, не будет путаться под ногами.
— Об этом мы позаботимся сами. Вам же лучше ничего не предпринимать, пока мы не дадим соответствующие указания.
Айзенменгер направился к двери, которая вела в гистологическое отделение, и в этот момент его окликнул инспектор Касл:
— Вы не могли бы объяснить мне кое-что, доктор?
Экспонатом, вызвавшим у него интерес, оказалась матка в венечном сечении. Полость ее была заполнена серой массой геморрагической ткани, вытекшей через шейку и свисавшей наподобие луковицы с нижней части органа.
— Это так называемая злокачественная опухоль Мюллера. Она встречается по большей части у пожилых женщин и обычно зарождается в матке, но иногда в яичнике. — Айзенменгер говорил в привычной для него лекторской манере. Таким же тоном он давал объяснения будущим врачам и медсестрам, а теперь вот пришлось и полицейским. — Когда такую опухоль удается диагностировать, она, как правило, уже распространяется очень далеко, чаще всего…
— …в легкие, — закончил за него Касл.
— Совершенно верно, — с удивлением подтвердил Айзенменгер. Он не ожидал, что старший инспектор окажется таким подготовленным учеником.
Внезапно Касла охватила дрожь. И хотя он быстро справился с ней, улыбка, которой он одарил Айзенменгера, вышла у него не слишком радостной.
— Благодарю вас, доктор. Я так и думал, что это оно.
Айзенменгер продолжил свой путь. Он был настолько озадачен, что, открывая дверь в гистопатологическое отделение, не обратил внимания на запертого наверху Рассела, пронзившего его взглядом, полным бессильной ярости.
* * *
Уже было позднее утро, когда Джейми решил поделиться своими опасениями с полицией или кем-нибудь еще из представителей власти. На занятия он махнул рукой и первым делом совершил несколько попыток дозвониться до Никки, но у нее никто не снимал трубку, и тогда Джейми поехал к ней сам. Никки жила в небольшой уютной квартирке на первом этаже дома, стоявшего на широком проспекте в двух милях от медицинской школы. Большинство студентов первого и второго курсов предпочитали жить в общежитии, откуда было рукой подать до учебных аудиторий: во-первых, не нужно было тратиться на квартиру, а во-вторых, они получали неограниченные возможности для общения с друзьями. Однако Никки, не прожив здесь и полугода, перебралась в отдельные апартаменты. Ее ничуть не прельщали маленькая квадратная комнатушка, совместное приготовление еды на коммунальной кухне и стирка в местной прачечной.
Джейми позвонил у входа, однако ему никто не открыл. Собственно, ни на какой другой результат он и не рассчитывал. Несколько секунд он простоял, уткнувшись лбом в красную дверь, раздумывая, что делать дальше. Дыхание его вдруг стало громким, в желудке ощущалась какая-то смесь кислоты и толченого стекла, а сам он весь покрылся потом, хотя на улице было прохладно. Выбора не было. Джейми понимал, что запросто может увязнуть в дерьме по уши, но все равно ему не оставалось ничего другого, как идти в музей и сдаваться на милость полиции.