Слова замирают у меня в горле, мне стало трудно дышать. А ещё в нос ударяет сильный запах алкоголя. И тут я понимаю, что он пьян. Я только однажды его видела таким. И мне по-настоящему страшно. Что делать? Эта мысль красной табличкой мигает в голове.

– Ты пил?

– Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

– Да я пытаюсь, но ты перебиваешь меня. А ещё ты меня пугаешь. Что случилось? Почему ты пьяный и злой? Я не понимаю!

Валера продолжает нависать надо мной. Теперь я вижу не только пульсирующую вену на виске, но и расширенные зрачки в паутине воспаленных красных жилок. Он часто дышит, и я чувствую, как сильно он сдерживается. Он хочет меня ударить?

Внезапная вспышка ярости у Валеры испугала меня до чёртиков. Я стою неподвижно и судорожно перебираю варианты в голове: что делать? В прошлый раз мне как-то удалось отвлечь его, но что делать сейчас, я не понимала. Но точно не стоит продолжать про Игоря.

Тишину нарушает щенок, который начинает лаять и кусать Валеру за тапки. А дальше – пинок, и пёс отлетает к стенке. Валера хватает кружку со стола и запускает в стену. Брызги недопитого чая вперемешку со стеклом летят на пол.

– Да потому, что все вы, бабы, одинаковые. Пытаешься по-хорошему, а тебе нож в спину. Не ожидал от тебя такого. Вот чем ты занимаешься целыми днями! Молодой тебе нужен! Так и скажи!

Валера мечется по дому, снося всё на своем пути. Швыряет посуду и матерится. Я хватаю щенка на руки и сажусь на корточки у стены. Валера как будто больше меня не замечает, его гнев направлен на посуду. А ярость фонтаном выплескивается через ненормативную лексику.

Разбив всё, что попалось ему под руку, он останавливается по центру всего этого хаоса и находит меня взглядом.

– Что ты в угол забилась? Боишься?

– Очень боюсь.

– Пошли проветримся, расскажешь, – говорит Валера, пока пытается что-то найти в куче битого стекла. – Неужели всё разбил? Не может быть.

Я послушно одеваюсь и выхожу вслед за Валерой на улицу. Меня мгновенно начинает колотить – то ли от холода, то ли от страха. Мы стоим на крыльце. Я молюсь Богу, только бы он начал трезветь. Не знаю, что действует, молитва или все же свежий воздух, но я вижу, как Валера успокаивается. Где-то в глубине души я понимаю, что не стоит сейчас продолжать разговор. Но яд злости отравил и меня. Мне самой его хочется ударить.

– Я поехала к Машке, потому что мне стало грустно от твоего салюта. Я почувствовала себя лишней на этом празднике жизни и поехала туда, где меня любят. Игорь отдал мне мои деньги. Те, что зажал при разводе. Точка. На этом все мои отношения с ним закончены. Их и раньше не было…

– Тебе что, денег не хватает?

– Да почему ты слышишь только себя? Очнись! Умоляю тебя, приди в себя!

– Грустно, значит, тебе стало? А каково мне, ты не подумала?

– У тебя праздник с семьёй и салютом – конечно же, тебе там хорошо! Ты для них царь, обожаемый папочка, хозяин жизни!

– Ты дура?

– Нет. Я, чтоб не грузить тебя своей ревностью к твоей семье, поехала к Машке. Я посчитала, что это хороший способ к твоему возвращению быть в адеквате. И я такая и вернулась. Но тут сюрприз! Просто салюта мало, надо было ещё и забухать. Молодец!

Валера стоит напротив. Я больше не боюсь его. Адреналин ударил мне в кровь, и теперь уже я хочу всё крушить.

– Ты совсем ненормальная! Ты себя слышишь? Моя семья развалилась, я в этом тоже виноват. Мне больно от этого. Знаешь, как сложно держать лицо перед детьми и скрывать, что ненавидишь их мать! Салют, говоришь? Ты не знаешь, что было перед ним! Но что я говорю. Тебя, кроме себя самой, никто не волнует!

– Ах так! Да эта твоя вспышка ревности неадекватна ситуации. Я не давала тебе поводов усомниться в своей честности. Ты всё про меня знаешь! И думаешь, что я буду изменять тебе? Зачем? Если я перестану тебя любить, если наши отношения разрушатся, я уйду. Я не буду с тобой жить без любви. Не буду устраивать тебе салют, даже если к тому моменту у нас будет десять детей! Я за честность, как бы больно это не было.

– У тебя нет детей, ты не знаешь, о чём говоришь. Сдался тебе этот салют.

– Не выношу лжи.

– Ты просто ещё очень маленькая.

– Я – маленькая?

– Ты разрушаешь лучшее, что между нами есть.

– Да как я разрушаю? Я ничего сегодня не сделала, чтоб получить такой наезд. Это ты разрушаешь. Точнее, наоборот, не готов идти дальше.

Разговор на повышенных тонах продолжает разгораться. Я уже не чувствую холода. Валера сверкает глазами. У него в руках чудом уцелевшая бутылка, и он продолжает делать из нее большие глотки.

– Давай, скажи, у тебя же ко мне накопилось! – я в ажиотаже, не собираюсь останавливаться. – Какая я вся не такая, как тебе нужно.

– Ты правда хочешь это слышать?

– Да уж, пожалуйста!

– Ты ужасающе нетерпеливая.

– Ещё!

– Ты истеричка!

– Продолжай!

– Ты же знала, что у меня непростой период. Ты знала, на что шла! Зачем ты так со мной поступаешь?

– Да как я с тобой поступаю? Ты напился и несешь ахинею. Я ничего у тебя не просила. Я лишь стала делиться с тобой своими чувствами. Я думала, это нас сблизит. Но ты сначала молчал и был всем доволен, а сейчас выливаешь на меня ушат говна!

– Я всего лишь просил, дай мне время! Я просил понимания к моей ситуации. Я готов был дать тебе всё, что ты пожелаешь, кроме штампа в паспорте и гребаного статуса жены. Неужели это важнее того, что у нас было?

– Я и не торопила тебя. Это тебя какая-то муха сегодня укусила. Давай дальше свои претензии, раз уж сегодня такой день! Продолжай!

– Оля, мне пятьдесят пять лет, я хочу комфорта в отношениях и в жизни. Приходить домой, где нет щелей в стенах. Где есть еда и довольная любящая женщина. Я что, многого прошу?

– Ты сказал, что тебе стыдно за этот сарай, и я нашла нам два варианта, которые можно завтра посмотреть. Я стала готовить, поняв, как это тебе важно. Я тебя слышу. Только я не рентген и не могу понять то, что ты не говоришь.

Два разъярённых человека на крыльце старого дома орут в три часа ночи – так мы выглядим со стороны. Пёс устал гавкать за дверью и продолжает скулить и скрестись лапой. Я уже ничего не соображаю от злости и усталости. Мне только хочется, чтоб это скорее закончилось. Я не знаю, как выйти из замкнутого круга обид и претензий. Поэтому продолжаю в том же духе.

– Что у тебя ещё есть? Не стесняйся, продолжай!

– Ты зацикленная на себе инфантилка. Которой нет дела ни до кого, кроме себя. Тебе не хватило ума до тридцати пяти лет родить ребёнка, и теперь ты указываешь, как мне общаться со своими детьми. Это непросто. Это ежедневная работа, на которую ты не способна. И тебе наплевать на моих детей! А с моей бывшей женой мы повязаны до смерти не только детьми, но и финансами.