Он что-то в упоении рассказывал про свою внучку, но Мария его не слышала.

Она вспоминала.

В тот день – точнее, в то утро, на рассвете – в ее квартире раздался резкий, требовательный телефонный звонок. Мария уже встала и собиралась принять душ, но она сразу почувствовала, что такой ранний звонок не сулит ничего хорошего.

– Это Мария Куропаткина? – осведомился незнакомый усталый голос.

– Да, это я… а что случилось?

– Алексей Иванович Кондратьев скончался сегодня ночью.

– Что? – растерянно переспросила Мария. – Как скончался? Он мне ничего не говорил…

– Разумеется, не говорил! – оборвал ее незнакомец. – Как он мог что-нибудь говорить!

– Да, действительно, что я несу… – пробормотала Мария. – Как это случилось?

– Ему стало плохо ночью. Он сам вызвал «скорую». Его привезли к нам в больницу. Мы сделали все, что могли, но медицина, к сожалению, оказалась бессильна…

– Сердце? – переспросила Мария.

– Обширный инфаркт.

– А вы кто?

– Я врач, – собеседник назвал фамилию, но Мария ее не запомнила.

В ее голове крутились тысячи мыслей, но главная из них была – что она должна делать? И собеседник как будто прочитал эту мысль в ее растерянном молчании.

– Алексей Иванович оставил для вас записку. Если хотите, я ее прочитаю.

– Да, пожалуйста…

Мария почувствовала твердую почву под ногами. Она узнала Кондратьева: он всегда четко и ясно объяснял ей, что она должна делать. Даже сейчас, в день своей смерти…

Врач пошуршал какой-то бумагой и прочитал записку, которая состояла всего из двух фраз:

«Мария, все инструкции во втором ящике стола. Помните, о чем мы с вами договорились в первый день».

Она помнила, она прекрасно помнила, о чем они тогда договорились. Точнее, о чем Кондратьев ее строго-настрого предупредил.

«И запомните, если вы хотите работать со мной – никогда, ни при каких обстоятельствах ничего про меня не рассказывайте. Никогда и никому! Это понятно?»

Мария поняла и запомнила.

Она поблагодарила врача, повесила трубку и поехала на Московский проспект, в квартиру Кондратьева.

Ключи у нее были. Войдя в квартиру, она удивилась тому, что в ней совершенно ничего не изменилось. Хозяина квартиры больше нет на свете, а квартире хоть бы что. Только появился какой-то незнакомый запах – запах лекарства, запах больницы. Впрочем, когда он успел появиться? Ведь Алексея Ивановича сразу увезли…

Она прошла в кабинет. Плотные шторы были, как всегда, задернуты, в комнате царил полумрак. Марии показалось, что Алексей Иванович, как обычно, сидит в своем кресле, и сейчас она услышит его негромкий глуховатый голос.

Конечно, она ничего не услышала.

Она открыла своим ключом второй ящик стола – он, единственный из всех, запирался на ключ, поскольку Кондратьев хранил в нем свои документы и самые важные бумаги.

В ящике, поверх всех документов, лежал отпечатанный на компьютере лист. Мария достала его, чувствуя странное волнение, включила настольную лампу и прочитала:

«В случае моей смерти.

Сообщить в Союз писателей и в издательство. Мое тело кремировать. Деньги на похороны – на хозяйственной карточке. Там же – оплата ваших услуг за последний месяц и выходное пособие. Одежда для похорон в синем чемодане. Обувь получите. Наша договоренность остается в силе».

Под этим сухим лаконичным текстом стояла знакомая размашистая подпись.

Мария прочитала записку еще раз, потом внимательно осмотрела ее.

Документ был отпечатан совсем недавно. Казалось, Кондратьев предчувствовал свою смерть, ждал ее и тщательно к ней приготовился. Даже приготовил одежду для похорон…

Вот только деньги…

Кондратьев в свое время передал ей банковскую карточку, на которую переводил деньги для текущих расходов. Только позавчера она пользовалась этой карточкой и проверила состояние счета. Денег на ней было немного, явно недостаточно для похорон, не говоря уже о выходном пособии. Выходит, все же он не успел подготовиться к смерти?

Она собрала нужные документы, нашла синий чемодан (в нем действительно был приготовлен строгий костюм, рубашка и все прочее, что могло понадобиться для похорон).

Положив в этот же чемодан документы, Мария покинула квартиру.

По дороге в больницу на всякий случай заглянула в банкомат и проверила состояние счета.

Денег на карточке было гораздо больше, чем прежде. Их действительно должно было хватить на похороны и еще оставалась приличная сумма. Больше, чем она могла рассчитывать.

Значит, Алексей Иванович действительно подготовился к смерти, все продумал и подготовил…

В больнице ее встретил усталый врач с темными кругами под глазами. Он взял у нее одежду и документы, сказал, что сам передаст кому надо, ей нужно будет только расплатиться с похоронным бюро. На ее вопрос, может ли она увидеть Кондратьева, ответил отрицательно.

– Алексей Иванович этого не хотел.

Ну что ж, не хотел, так не хотел. Это вполне в его духе…

Мария покончила с формальностями и вернулась на Московский. Она последний раз обошла квартиру Кондратьева, постояла в полутьме, прислушиваясь к тишине квартиры, прислушиваясь к своим собственным мыслям и чувствам.

Кончился большой и важный период ее жизни.

Она не хотела и не собиралась плакать, но с удивлением почувствовала, что по щеке сползает непрошеная слеза.

Ключи от квартиры она оставила в жилконторе.

А когда вышла из конторы и зашагала к проспекту, рядом с ней остановилась черная машина.

– Мария Куропаткина? – осведомилась женщина с мелкими, острыми чертами лица, приоткрыв заднюю дверь машины.

– Да, это я, – удивленно проговорила Мария.

– Мы хотим задать вам несколько вопросов.

– О чем? – удивленно спросила Мария.

– Об Алексее Ивановиче Кондратьеве.

– Но я ничего не знаю… – пробормотала Мария. – И он просил меня никому…

– Что же, мы так и будем разговаривать на улице? – женщина улыбнулась, показав мелкие, острые зубы. – Сядьте в машину, Мария, поговорим!

– Но я ничего не знаю… – повторила Мария и шагнула в сторону.

Но тут из машины выскочил рослый мужчина с тяжелым подбородком, схватил ее за локти и втолкнул в машину.

– В чем дело? – вскрикнула Мария и попыталась выбраться наружу. – В чем дело? Кто вы такие?

– Спокойно, спокойно! – бормотала сидевшая рядом с ней женщина, крепко сжимая плечо Марии. Вдруг в ее руке появился шприц, плечо Марии пронзила боль – и в ее глазах потемнело.