— Может быть, попозже.

* * *

Приятно видеть, что Сабине в кои-то веки по-настоящемувесело. Приятно сознавать, что у нее целая куча друзей и, если я не ошибаюсь,вновь проснулся интерес к молодым людям. Приятно смотреть, как Райли танцует сничего не подозревающими гостями и подслушивает их разговоры — которые, скореевсего, ей слушать совсем не следует. И все-таки мне нужен перерыв. Необходимоотдохнуть от гудящих вокруг мыслей, от пульсирующих аур, а больше всего — отДеймена.

В школе я держалась от него подальше, притворяясь, что мнедо него и дела нет, а сегодня, когда он вдруг пришел к нам на вечеринку, да ещев костюме, парном моему — я просто не знаю, что и думать. В последнее время онинтересовался Стейшей, рыжей красоткой — кем угодно, только не мной. Ухаживалза ними, очаровывал, фокусы показывал…

Окунаю лицо в цветы, которые он мне принес — двадцать четыретюльпана, и все, как один, красные. И хотя тюльпаны, вроде, не пахнут — этииздают густой пьянящий аромат, от которого кружится голова. Я глубоко вдыхаю,потерявшись в их благоухании, и втайне притаюсь себе: да, он мне нравится. Ну,то есть, по-настоящему нравится. Что я могу поделать? Нравится, и все. Сколькони притворяйся, правдой это быть не перестанет.

А ведь я совсем было примирилась с одиночеством. Конечно,меня не радовала перспектива навсегда остаться без поклонников, совершенно несближаться с людьми. А как я пойду, например, на свидание, если от одногоприкосновения сразу пойму, о чем думает мой партнер? У меня даже не будетвозможности замирать от волнения, угадывая тайное значение всего, что онговорит и делает.

Может, кому-то покажется, что это круто — читать чужие мыслии ауры… Поверьте, это полный отстой. Все бы отдала, лишь бы вернуться в своюпрежнюю жизнь, стать нормальной девчонкой и ничего не знать об окружающих.Потому что иногда даже лучшие друзья думают о тебе гадости, и если хоть изредкане выключать трансляцию, потребуется огромный запас всепрощения.

Вот тем-то Деймен и хорош — он для меня словно выключатель.Только его мысли я не в состоянии прочесть, и только он умеет заставить всевокруг замолчать. И хотя мне с ним бывает чудесно, тепло, и я чувствую себяпочти нормальной, — насколько это вообще для меня возможно, — все жея невольно думаю, что ничего нормального во всем этом нет.

Сижу в шезлонге возле бассейна, расправив пышную юбку, инаблюдаю за тем, как покачиваются на воде светящиеся шары, то и дело меняяцвет. Я так задумалась и залюбовалась чудесной картиной, что даже не заметила,как ко мне подошел Деймен.

— Привет! — улыбается он.

Я поднимаю на него глаза, и все тело обдает жаром.

— Хороший у вас праздник. Я рад, что напросился вгости. — Он садится рядом, а я смотрю прямо перед собой. Понимаю, что онменя поддразнивает, но от волнения не могу ответить. — Из тебя получиласьхорошая Мария, — говорит он, трогая пальцем длинное черное перо, которое яв последний момент воткнула в прическу.

Я сжимаю губы. Мне тревожно и хочется сбежать. Делаюглубокий вдох и стараюсь расслабиться. Могу позволить себе жить — хотя бы этуодну ночь?

— А из тебя — хороший граф Ферзен, — говорю янаконец.

Он смеется:

— Пожалуйста, зови меня Аксель!

— За дырку от моли взяли отдельную плату? —спрашиваю я, кивнув на протертую ткань на плече. О затхлом запахе предпочитаюне упоминать.

Деймен смотрит мне прямо в глаза и отвечает:

— Это не от моли. След после артиллерийского залпа. Какговорится, шальная пуля зацепила.

— Если я правильно помню, в той сцене ты гонялся закакой-то брюнеткой, — замечаю я, вспоминая времена, когда флирт давалсямне легко и естественно.

— Сценарий переписали в последнюю минуту, —усмехается он. — Разве ты не получила свежий экземпляр?

Я вытягиваюсь на шезлонге и с улыбкой думаю о том, какприятно дать себе наконец волю и вести себя как нормальная влюбленная девчонка.Как все.

— В новом варианте сценария нет никого, кроме нас стобой. И твоя хорошенькая головка, Мари, останется при тебе.

Он проводит по моей шее пальцем, самым кончиком, оставляячудесное жгучее ощущение. Задерживает палец у меня под самым ухом.

— Почему ты не встала в очередь к гадалке? —шепчет Деймен, а его палец путешествует по моей щеке, обводит ухо, и губыпридвигаются так близко, что наше дыхание смешивается.

Я пожимаю плечами и стискиваю губы. Заткнулся бы он уже ипоцеловал меня наконец!

— Ты не веришь в гадания?

— Нет… просто… ничего я не знаю!

От разочарования хочется кричать. Он что, не понимает, чтодля меня это, может быть, последний шанс прожить нормальные романтическиеотношения? Может быть, другого такого случая не будет?

— А ты почему не в очереди? — спрашиваю я, уже нескрывая досады.

— Пустая трата времени, — смеется он. —Читать мысли и предсказывать будущее невозможно. Правда?

Я отвожу взгляд. Смотрю, как светящиеся на воде шары малотого что становятся розовыми, так еще и выстраиваются в форме сердечка.

— Я прогневал тебя? — спрашивает он, за подбородокповорачивая мое лицо к себе.

Вот еще странность: он то вовсю болтает на калифорнийскомжаргоне, а то вдруг начинает изъясняться, будто только что сошел со страниц«Грозового перевала».

— Нет, ты меня не прогневал, — отвечаю я, неудержавшись от смеха.

— Я сказал что-то смешное?

Его пальцы, скользнув под челку, находят шрам. Я отдергиваюголову.

— Откуда он у тебя? — спрашивает Деймен, убравруку и глядя на меня с такой искренней теплотой, что я почти готова признаться.

Но я не признаюсь. Потому что сегодня — единственная ночь вгоду, когда я могу побыть не собой. Притвориться, будто не из-за меня погибливсе, кто были мне дороги. Сегодня я могу флиртовать, резвиться и приниматьлегкомысленные решения, о которых потом, скорее всего, горько пожалею. Потомучто сегодня я не Эвер, я — Мари. И какой же он граф Ферзен, если сейчас незаткнется и не поцелует меня наконец?

— Я не хочу об этом говорить.

Я смаргиваю, глядя на светящиеся на воде шары — они теперьстали красными и выстроились в форме тюльпана.

— А о чем ты хочешь говорить? — спрашивает он чутьслышно, обратив ко мне свои удивительные глаза — манящие бездонные озера.

— Не хочу я разговаривать, — шепчу я и задерживаюдмхание.

Губы Деймена встречаются с моими.

Если мне казался потрясающим его голос, от которогоокугывала блаженная тишина, если я считала невероятным его прикосновение, огнемопаляющее то его поцелуй — нечто запредельное. Я, конечно, неспециалист, — не так уж много я раньше целовалась, — но готова поспорить,что такой сверхъестественный, всепоглощающий поцелуй случается только раз вжизни.