Хозяин не может поднять ее, потому что Мадам в своем беломплатье грохнулась на пол около двери туалета и размахивает полуразбитымфлаконом из-под духов. Мадам кричит, что перережет себе глотку, если онпопробует дотронуться до нее.

Тайлер говорит:

— Круто.

И от Альберта несет духами. Лесли говорит:

— Альберт, дорогуша, от тебя воняет.

«Нельзя не провоняться, побыв в этой ванной», —отвечает Альберт. — «Каждая бутылочка парфюм разбита, и осколки валяютсяна полу ванной, и в туалете, в унитазе, тоже гора битых флаконов». «Похоже налед», — говорит Альберт. — «Как когда на вечеринках в самых шикарныхотелях нам приходилось наполнять писсуары колотым льдом». В ванной стоит вонь ипол усыпан серебрящейся крупой нетающего льда; и когда Альберт поднимает Мадамна ноги, ее платье все заляпано желтыми пятнами; Мадам замахивается на хозяинаразбитым флаконом, поскальзывается на битом стекле в луже духов и падает, приземлившисьна руки.

Она скрючилась посреди туалета, у нее текут слезы и кровь.«О», — говорит она, — «Жжется».

— О, Уолтер, жжет! Жжется!

Парфюмы, все эти убитые киты, жгут ее сквозь порезы наруках.

Хозяин поднимает ее на ноги опять, ставит перед собой, Мадамстоит со сложенными руками, как в молитве, только руки разведены на дюйм встороны, и кровь стекает с ладоней, вниз по рукам, просачиваясь сквозьбриллиантовый браслет, и капает с локтей.

А хозяин говорит:

— Все будет в порядке, Нина.

— Мои руки, Уолтер, — отзывается Мадам.

— Все будет в порядке.

Мадам говорит:

— Кто мог так обойтись со мной? Кто мог возненавидетьменя настолько?

Хозяин спрашивает Альберта:

— Ты вызвал скорую?

Это была первая миссия Тайлера в роли террориста сферы обслуживания.Партизана-официанта. Низкобюджетного мстителя. Тайлер занимался этим годами, нолюбил повторять, что все хорошо в разнообразии.

Выслушав рассказ Альберта, Тайлер улыбнулся и сказал:

— Круто.

Вернемся в отель, к моменту, когда лифт остановлен междуэтажами, и я рассказываю Тайлеру, как я чихал на «форель на осиновом пруте» насобрании дерматологов, и три человека сказали мне, что она пересолена, — аодин сказал, что было очень вкусно.

Тайлер стряхивает все до остатка в супницу и говорит, что иссяк.

Легче всего провернуть такое с холодным супом, «викхисуиз»,или когда повара приготовят по-настоящему свежий «гаспачо». Это невозможносделать с каким-нибудь луковым супом вроде того, у которого по краям коркарасплавленного сыра. Если бы я здесь ел — то заказал бы именно его.

У нас с Тайлером заканчиваются идеи. Все, что мы творим сблюдами, начинает надоедать, — это уже как часть трудовой повинности.Потом я услышал, как один из докторов, адвокатов, или кого-то еще, —рассказывал, что возбудитель гепатита может выжить на нержавеющей стали втечение шести месяцев. Представьте себе, сколько этот жучок может прожить вромовом креме «шарлотта рюсс».

Или в «лососе тимбаль»

Я спросил доктора, — где бы нам раздобыть немного этихгепатитовых жучков, — и он был достаточно пьян, чтобы засмеяться.

«Все уходит на свалку медицинских отходов», — ответилон.

И засмеялся.

«Все подряд».

Свалка медицинских отходов похожа на достижение крайнейчерты.

Положив одну руку на кнопку пуска лифта, я спрашиваюТайлера, готов ли он. Шрам на тыльной стороне моей кисти припух красным иблестит как пара губ, точно копирующих поцелуй Тайлера.

Томатный суп, наверное, еще не остыл, потому что согнутаяштука, которую Тайлер запихивает в штаны, ошпаренно-красная, как большаякреветка.

В Южной Америке, в Зачарованной Земле, мы могли быпереправляться вплавь через реку, и в мочеточник Тайлера заплыли бы маленькиерыбки. У них острые цепкие плавники, которые выталкивают назад воду, поэтомурыбки взобрались бы вглубь по Тайлеру, оборудовали бы себе гнездо иприготовились бы метать икру. Бывает много вещей хуже того, как мы проводим этусубботнюю ночь.

— Нет ничего хуже того, — заметил Тайлер. —Что мы сделали с мамой Марлы.

Я говорю: «Заткнись!»

Тайлер говорит — французское правительство могло быотправить нас в подземный комплекс за пределами Парижа, где даже не хирурги, атехники-недоучки отрезали бы нам веки для испытания токсичности дубильногоаэрозоля.

— Бывает и такое, — говорит Тайлер. — Почитайгазеты.

Самое худшее, — я-то знаю, что Тайлер учинил с мамойМарлы, но ведь в первый раз с момента нашего знакомства у Тайлера появилисьживые оборотные средства. Тайлер урвал настоящие деньги. Позвонили изНордсторма и оставили заказ на две сотни кусков дорогостоящего туалетного мыласроком до рождества. Если они заберут его по договорной цене в двадцать баксовза кусок, — у нас будут деньги, чтобы погулять субботней ночью. Деньги,чтобы починить утечку в газопроводе. Пойти на танцы. Если в дальнейшем не надобудет заботиться о деньгах — я смогу уйти с работы.

Тайлер называет себя Мыловаренной Компанией на Пэйпер-Стрит.Люди говорят, что его мыло — самое лучшее.

— Хотя могло быть и хуже, — замечаетТайлер. — Ты бы по ошибке съел маму Марлы.

Со ртом, набитым «цыпленком Кунга Пао», я могу выговоритьтолько — «Заткнись к чертям!» Эту субботнюю ночь мы проводим на переднемсиденье «импалы», модели 1968-го года, сидим в двух креслах в первом рядустоянки подержанных машин. Мы с Тайлером разговариваем, пьем пиво из банок, ипереднее сиденье этой «импалы» побольше, чем диваны у некоторых. Эта частьбульвара вся уставлена машинами, в бизнесе такую стоянку называют «стоянкойдвижков», машины здесь стоят до двухста долларов, и целый день ребята-цыгане,которые держат эти стоянки, торчат по своим оклеенным фанерой офисам неподалекуи курят длинные тонкие сигары.

Все машины здесь — те драндулеты, на которых катались ребятаво время учебы в колледже: «гремлины» и «пэйсеры», «мэйверики» и «хорнеты»,«пинто», грузовички-пикапы «интернешнл харвестер», «камаро» и «дастеры» спониженной подвеской, «импалы». Машины, которые хозяева сначала любили, а потомвыбросили на свалку. Животные в загоне. Платья подружки невесты в секонд-хендеГудвилла. Со вмятинами, следами серой, красной, черной грунтовки на боках, скусками замазки на корпусе, который никто уже не придет полировать. Пластик поддерево, кожзаменитель, хромированный пластик салонов. Ребята-цыгане даже незапирают двери автомобилей на ночь. Фары машин, проезжающих по бульвару, освещаютцену, выведенную краской на большом выгнутом ветровом стекле «импалы» марки«Кинемаскоп». Написано — «США». Цена — девяносто восемь долларов. Изнутри оначитается как «восемьдесят девять центов». Ноль, ноль, точка, восемь, девять.Америка просит вас позвонить.