«На прошлой неделе, — рассказываю я Тайлеру, —„Когда здесь со своей рождественской вечеринкой были Эмпайр Стейт Лойерс, яподнапрягся и выдал им все в их апельсиновый мусс“.

На прошлой неделе, — рассказывает Тайлер мне, — оностановил лифт и спустил газы на полную тележку «бокконе дольче» на чаепитииЮношеской Лиги.

Понятно, Тайлеру ведь известно, что меренга вберет в себядушок.

С тараканьего уровня мы слышим, как плененный певец с лиройисполняет музыку титанам, поднимающим вилки с кусками порезаннойбаранины, — каждый кусок размером с кабана, и в каждом жующем рту —Стоунхендж из слоновой кости.

Я говорю — «Давай уже!»

Тайлер отвечает:

— Не могу.

Если суп остынет — его отошлют обратно.

Эти великаны отсылают на кухню что угодно без малейшегоповода. Им просто хочется посмотреть, как ты носишься туда-сюда за их деньги.На ужинах вроде этого, на всех этих вечеринках с банкетами, — они знают,что чаевые уже включены в счет, поэтому обращаются с тобой, как с грязью. Насамом деле мы не отвозим ничего на кухню. Потаскай «помм паризьен» или«аспержес голландез» вокруг да около, потом предложи их кому-то другому, и вконце концов окажется, что все в порядке.

Я говорю — «Ниагарский водопад. Река Нил». В школе мы всесчитали, что если руку спящего опустить в посудину с теплой водой, — онобмочится в постель.

Тайлер говорит:

— О! — голос Тайлера за моей спиной. — О, да!О, получается! О, да! Да!

Из-за приоткрытых дверей бального зала в конце служебногокоридора слышен шелест золотых, черных, красных юбок высотой, наверное, какзолотой вельветовый занавес в Старом Бродвейском театре. Снова и снова мелькаютседаны-Кадиллаки из черной кожи со шнурками на месте ветрового стекла. Надмашинами шевелится город офисных небоскребов, увенчанных красными поясами.

«Не переборщи», — говорю я.

Мы с Тайлером стали настоящими партизанами-террористамисферы обслуживания. Диверсантами праздничных ужинов. Отель обеспечивает такиемероприятия, и если кто-то хочет есть — он получает еду, вино, фарфор, хрустальи официантов. Он получает все нужное, внесенное в общий счет. И, поскольку онпонимает, что его деньги тебе не грозят, то для него ты — всего лишь таракан.

Тайлер участвовал один раз в проведении такого праздничногоужина. Именно тогда он превратился в официанта-ренегата. На этой вечеринке сужином Тайлер подавал рыбные блюда в эдаком белостеклянном доме-облаке,который, казалось, парил над городом на стальных ногах, вкопанных в откосхолма. В тот момент службы, когда Тайлер мыл посуду от блюд под соусом, накухню вошла хозяйка, сжимающая обрывок бумаги, который трепетал какфлаг, — настолько тряслись ее руки. Мадам прошипела сквозь стиснутые зубы,что хотела бы знать — не видел ли кто-нибудь из официантов, как какой-нибудьгость проходил по коридору в спальную часть дома? Особенно женщина. Или, может,хозяин.

На кухне были Тайлер, Альберт, Лен и Джерри, мывшие искладывавшие посуду, и помощник повара Лесли, поливавший чесночным масломсердечки из артишоков, приправленные креветками и эскаротами.

— Нам не положено ходить в эту часть дома, —говорит Тайлер. — Мы входим через гараж. Все, что нам положено видеть —это гараж, кухня и столовая.

Хозяин входит в дверь кухни вслед за хозяйкой и берет клочокбумаги из ее трясущейся руки.

— Все будет в порядке, — говорит он.

— Как я могу выйти к этим людям, — возражает Мадам. —Когда я не знаю — кто это сделал?

Хозяин гладит ее по спине, обтянутой белым вечерним платьем,прекрасно гармонирующим с обстановкой ее дома, — и Мадам выпрямляется,расправляет плечи, внезапно успокоившись.

— Это твои гости, — говорит он. — И этотпраздничный вечер очень важен.

Это смотрится действительно смешно, — вроде какчревовещатель рукой приводит в движение свою куклу. Мадам смотрит на мужа, илегким толчком он направляет ее обратно в столовую. Записка падает на пол, идвухсторонняя кухонная дверь метлой выметает ее к ногам Тайлера.

— Что там написано? — спрашивает Альберт.

Лен выходит убрать со стола остатки рыбных блюд.

Лесли отправляет противень с артишоками обратно в духовку испрашивает:

— Да что там, в конце концов?

Тайлер смотрит Лесли в лицо и говорит, даже не нагибаясь зазапиской:

— «Я поместил некоторое количество мочи как минимум водно из ваших изысканных благовоний».

Альберт улыбается:

— Ты помочился в ее парфюмы?

«Нет», — говорит Тайлер. Он просто оставил запискуторчать между флаконов. — «У нее этих флаконов под зеркалом в ванной стоитштук сто».

Лесли улыбается:

— Так ты этого не делал, точно?

— Нет, — отвечает Тайлер. — Но она-то этогоне знает.

Все остальное время этой ночной вечеринки в стеклянно-беломподнебесье Тайлер убирал из-под носа хозяйки тарелки с остывшими артишоками,потом остывшую телятину с остывшими «помм дюшес», потом остывшее «суфле а ляполонез», не забыв при этом дюжину раз наполнить вином бокал хозяйки. Мадамсидела и наблюдала за тем, как ест каждая ее гостья, пока, — в промежуткемежду блюдом шербета и подачей к столу абрикосового торта, — место Мадамво главе стола внезапно не опустело.

Они мыли посуду после ухода гостей, отправляя охладители ифарфор обратно в фургон отеля, когда на кухню заглянул хозяин и попросилАльберта пройтись и, пожалуйста, помочь ему перетащить что-то тяжелое.

Лесли сказал: «Может быть, Тайлер перестарался».

Резко и быстро Тайлер рассказывает, что они убивают китов,как он говорит, — чтобы изготовить эти парфюмы, унция которых стоит большеунции золота. Многие люди даже и не видели живого кита. У Лесли двое детей вквартире через дорогу, а у хозяйки-Мадам, в бутылочках на полке вванной, — больше баксов, чем мы можем заработать за год.

Альберт возвращается от хозяина и звонит 9-1-1. Зажимаеттрубку рукой и говорит — черт, зря Тайлер подбросил записку.

Тайлер отвечает:

— Так скажи менеджеру по банкетам. Пусть меня уволят. Яне обручен с этой дерьмовой работенкой.

Все дружно уставились в пол.

— Увольнение, — говорит Тайлер. — Это лучшее,что может произойти с любым из нас. Тогда мы бросили бы гулять по воде ивсерьез занялись бы своими жизнями.

Альберт говорит в трубку, что нам нужна скорая, и называетадрес. Ожидая на линии, Альберт рассказывает, что сейчас хозяйка в настоящейистерике. Альберту пришлось поднимать ее с пола около двери туалета. Хозяин немог поднять ее, потому что Мадам орет, что это он помочился в ее парфюмы, и этоон так пытается довести ее до сумасшествия по сговору с одной из посетительницсегодняшней вечеринки, и она устала, устала, устала от всех этих людей, которыхони называют своими друзьями.