Ян: Значит, не приехал ваш «азиат». А дубинаМитяй, чем обратно воротиться, будет теперь до скончания века на станциисидеть.

Аркаша: Это очень возможно-с, потому совсемглупый человек.

Казимир Иосифович: Ну так и бес с ними, сразъяснениями. Дайте посмотреть, что за предмет достался моему сиротинушке.

Ян: Да, давайте поскорей кончим с этимбалаганом.

Слюньков: Я должен следовать полученнойинструкции, но раз господин Фандорин не приехал… И если такова воля наследника…

Ян: Такова, такова. Давайте веер, где он увас?

Казимир Иосифович: Ян, принеси коньячку, душагорит!

Ян делает вид, что не слышит.

Слюньков: Как угодно. (Слугам.) Внесите!

Фаддей и Аркаша выходят и тут же возвращаются,с трудом неся большой сундук.

Станислав Иосифович: Ничего себе веер!

Слюньков: Ключи должны находиться укамердинера покойного.

Фаддей торжественно снимает с шеи и показываетвсем кольцо с ключами. Передаёт его Слюнькову. Все, затаив дыхание, наблюдаютза действиями нотариуса. Он отпирает сундук, подаёт знак слугам. Они вынимаютиз сундука металлический несгораемый ящик. Нотариус открывает один за другимтри замка, каждый своим ключом. Из ящика извлекает длинную узкую шкатулку. Изшкатулки нечто, обёрнутое узорчатым шёлком. Внутри — картонный футляр. Изфутляра, наконец, появляется сам веер. Он большой, надорванный в несколькихместах. С одной стороны чёрный, с другой белый. На белой стороне китайскийиероглиф «солнце», на чёрной — иероглиф «луна».

Слюньков: Вот… Прошу…

Казимир Иосифович (принимая и растерянноразглядывая веер): Драньё какое-то! Ему красная цена полтинник!

Фаддей: И то — страмота. Нехорошо. Я сколькоразов говорил барину — дайте починю. Картоночку аккуратненько снять, папироснойбумажкой подклеить, и будет вещь. Хошь — на стенку вешай, хошь — личностьобмахивай. А они только ругались, дурнем старым обзывали. Руки сулились оборвать…(Бормочет что-то и дальше, но его уже никто не слушает.)

Диксон: Позвольте-ка… Я немножко разбираюсь втаких вещах… О, сударь, вы не правы. Это старинная вещь. Любитель восточнойantique даст хорошие деньги. Думаю, рублей пятьсот, а то и тысячу.

Казимир Иосифович: Тысячу рублей? За это? И вызнаете таких идиотов?

Ян: Папаша, тут не место и не время дляторговых сделок.

Казимир Иосифович: Помолчи, ты ничего непонимаешь в коммерции. Ты несовершеннолетний. Я как опекун должен позаботитьсяо твоих интересах. Тысячу рублей я помещу в банк, под проценты… Сам спасибоскажешь. Потом, когда вступишь в эти… в права наследства. Лучши сходи законьяком. Полцарства, то бишь полвеера за мою фляжечку!

Диксон: Как врач, скажу: немного alcoholвредить не может.

Ян: Отец, веер завещан мне!

Казимир Иосифович: Не мешай, я действую втвоих же интересах. Ну же, неси коньяк!

Ян: Как вы мне надоели! Да хоть до смертиупейтесь, мне-то что!

Сердито идёт к выходу.

Казимир Иосифович (ему вслед): Сын мой,золотое сердце! И лимончик! У меня там на блюдечке ломтики порезаны! (Диксону.)Так знаете идиота или нет?

Диксон: Одного collectioner знаю, в Москве.Могу пробовать.

Казимир Иосифович: Буду нижайше признателен!Тысяча рублей меня, знаете ли, очень бы… И вам процентиков десять дам, словодворянина!

Диксон (продолжая рассматривать веер): Я врач,а не комиссионер. Всё, что даст мой знакомый, достанется вам. А вещь, я смотрю,в самом деле интересная. Who knows, может быть, удастся получить больше.

Возвращается Ян. Он уже без кролика, несётплоскую стеклянную флягу.

Казимир Иосифович: Так забирайте его! Покажитевашему коллекционеру. Верю вам, как сыну благородного Альбиона, что не обманетенесчастного мизерабля! Янчик! Дай, дай её сюда! (Жадно хватает у сына флягу.) Алимончик? Про лимончик забыл?

Ян: Вылакаете и без лимончика.

Казимир Иосифович пьёт.

Ян (отходя к Инге): Последние мозги пропивает!А достоинство давно уж пропил! Сейчас налижется, ему в последнее время двухкапель довольно, и начнёт паясничать!

Инга: Не начнёт. Положись на меня.

Инга подходит к дяде, ласково забирает у негофлягу и веер, кладёт флягу на стол, веер остаётся у неё в руке.

Инга: Дядя Казик… Помните, я когда-то вас такназывала?

Казимир Иосифович: Как же, помню… А себяназывала «Инь», не могла «Инга» выговорить. Ты и в семь лет была роковаяженщина, а теперь и вовсе — смотреть больно. Бедные мои глаза! Слепнут от такойкрасоты. (Делает попытку дотянуться до фляги, но Инга не даёт. Дядя целует ейручку, снова пробует цапнуть флягу, и опять безуспешно.) Вся в маменьку! Табыла кррра-савица — сердце замирало. Да и сейчас ещё оч-чень даже… (ПодмигиваетЛидии Анатольевне и посылает ей воздушный поцелуй.)

Лидия Анатольевна: Станислав! Огради меня откомплиментов этого фигляра!

Станислав Иосифович: Казимир! Я выставлю тебяза порог!

Казимир Иосифович: О! О! Уже вступил в праванаследства! Ты родного брата ещё собаками затрави!

Инга: Дядя Казик, ну что вы! Поместье этотеперь моё, а я вам всегда рада. Мы все родные, все друг друга любим. Но зачемвы дразните маму? (Разворачивает веер наполовину, шутливо бьёт дядю чёрнойстороной по плечу.)

За окном близкий раскат грома, вспышка.

Казимир Борецкий вдруг хватается за горло,выпучивает глаза, из его груди вырывается хрип. Он падает. Инга пронзительновскрикивает. К нему бросаются, поднимают. Слышен звон дверного колокольчика —никто не обращает внимания, кроме Фаддея. Он оборачивается на звук, выходит.

Диксон: Похоже на удар!

Казимира Иосифовича относят и усаживают вкресло, находящееся в глубине сцены, у окна.

Диксон (проверяя пульс): Oh my God… Мёртв!

Звучит МТЗ. <Музыкальная тема злодейства —она звучит всякий раз, когда происходит преступление>.

Лидия Анатольевна вскрикивает. Глаша с визгомотскакивает от мертвеца. Инга явно потрясена. Бросает веер на стол,присоединяется к остальным. Все суетятся, мечутся. Диксон и Ян склонились надумершим.

Ян (поднимает отцу веко): Коллега, по-вашему,это insultus apoplecticus?