Диксон: Judging by symptoms скорее, infarctusmiocarde, коллега.

Ян: Бедный старый шут…

Инга: Не сейчас, Ян! Хоть сейчас так неговори!

Входит Фаддей.

Фаддей (зычно): Чиновник особых поручений пригенерал-губернаторе господин Фандорин!

Не сговариваясь, все встают так, что заслоняюткресло с мертвецом, будто застигнутые на месте преступления, и разомповорачиваются к двери.

Вновь происходит подобие немой сцены.

Въезжает Фандорин на кресле-каталке. Он вчёрном сюртуке, цилиндре, одна нога закована в гипс.

Фандорин: Господа, прошу п-простить заопоздание.

Снимает цилиндр, передаёт Фаддею, слегкакланяется.

Станислав Иосифович: Ах да, инструкция!Последняя воля Сигизмунда!

В группе застывших движение.

Слюньков: Эраст Петрович, что с вами? Мы ждаливас утром.

Фандорин: Я и приехал утром, московскимпоездом. Прошу извинить за вид. В дрожках переломилась ось. Кучер сильнорасшибся. Я вот тоже п-пострадал, сломана нога. В больнице не нашлось костылей,только кресло на колёсиках. Один лишь мой слуга остался невредим — прыгуч, какмячик. (Оборачивается, повышает голос.) Маса, доко да?

Входит Маса с саквояжем в руке. Он одет всмешанном европейско-японском стиле: например, чёрное кимоно в сочетании сшляпой-канотье.

Маса (ставя саквояж и церемонно кланяясь):Господа, добрый день.

Инга: Здравствуйте. Вы, должно быть, китаец?

Маса (Фандорину): Ало ката ва нани-о иима-ситака?

Фандорин: Нет, сударыня. Маса — японец. Он неочень хорошо понимает по-русски. Ещё не выучился, но старается. Каждый деньвыписывает из словаря по двадцать русских слов, но пока дошёл только до б-буквы«Д».

Маса: Доворьно дурацкая дорога. Борьшиебуераки. Дрозьки дрянь. (Снова кланяется. Косится на Глашу. Вдруг показываетфокус — хорошо бы, не такой, как в Белой версии.)

Фандорин: Маса, ямэтэ окэ! Извините, господа.Маса в последнее время увлекается фокусами. (Замечает веер на столе,подъезжает.) Невероятно! Всё-таки раздобыл! Настырный был господин — ох, радибога, п-простите.

Маса: Хо! Хонто дэсьта! Данна, инъё-но-сэн-су!(Молитвенно складывает руки, кланяется ещё ниже.)

В группе стоящих у кресла шевеление: пользуясьтем, что Фандорин и Маса поглощены созерцанием веера, они переглядываются, какбы безмолвно дискутируя, следует ли обратить внимание чиновника на мертвеца.Нотариус жестом показывает: не сейчас, позже.

Слюньков: Господин Фандорин, покойныйСигизмунд Иосифович просил вас прибыть сюда в этот печальный день чтобы, таксказать, разрешить законное недоумение наследников относительно этого странногопредмета.

Фандорин: Ах, вот оно что. А я, признаться, немог понять… Мы ведь с господином Борецким почти незнакомы. Виделись всегооднажды. Это было ровно год назад.

Ян: Но год назад дядя был в Японии.

Фандорин (всё ещё поглощённый созерцаниемвеера): Я, представьте, тоже. Служил в д-дипломатическом представительстве.Имел с господином Борецким один любопытнейший разговор. Кажется, он былколлекционером, причём из страстных?

Лидия Анатольевна: О да! Сигизмунд был большиморигиналом. Он нажил миллионы на железных дорогах, но столько тратил на своипричуды! Ещё неизвестно, много ли денег после него осталось.

Станислав Иосифович (поспешно): Разумеется,брат имел полное право распоряжаться капиталом по собственному усмотрению.

Ян: Так что у вас с ним был за разговор?

Фандорин: В Иокогаму он приплыл из Китая.Долго искал там эту реликвию и выяснил, что она ещё триста лет назад попала вЯпонию, хранится в одном монастыре. Ко мне господин Борецкий обратился посовету нашего посланника. Видите ли, я в посольстве слыл совершенно объяпонившимсясубъектом. У меня и в самом деле имелись обширные знакомства в т-туземныхкругах. Знал я и настоятеля того монастыря. Меня поразила ажитация, в которойпребывал господин Борецкий. Когда он говорил о веере, у него дрожал голос. ВКитае он приобрёл свиток — святыню, имеющую для монастыря огромную ценность.Господин Борецкий надеялся, что монахи согласятся обменять веер на свиток. Янаписал отцу настоятелю рекомендательное письмо. Вижу, что обмен состоялся.

Ян: Да что в этом веере такого ценного? Оченьдревний?

Фандорин: Да. Но дело не только в этом. Этотвеер, видите ли, волшебный.

Звучит МТВ. <Музыкальная тема волшебства —она звучит всякий раз, когда действие принимает мистический оборот.>

Инга: По какому-нибудь преданию, да?

Лидия Анатольевна: Волшебный? В самом деле?

Все приближаются к столу.

Фандорин: Да, сударыня. Разумеется, попреданию. Вы позволите? (Осторожно берёт веер, разворачивает. Читает иероглиф счёрной стороны.) «Инь». (Поворачивает белой стороной.) «Ян».

Инга и Ян удивлённо переглядываются.

Ян: Мы знакомы?

Инга: Откуда вы знаете моё детское прозвище?

Слюньков: Ах, это моя вина. ГосподинФандорин, я должен был вас со всеми познакомить. Это Ян КазимировичБорецкий, племянник покойного. Веер завещан ему. Станислав Иосифович, братпокойного. Лидия Анатольевна, его супруга. Инга Станиславовна, их дочь. МистерДиксон, Роберт Андреевич — домашний доктор. Там слуги: камердинер Фаддей,личный лакей… м-м-м… Аркадий. Это вот горничная… Как тебя, милая?

Глаша: Глаша.

Фандорин наклоняет голову, приветствуякаждого, в том числе и слуг.

Слюньков (неопределённо показав на кресло): Вкресле — другой брат покойного, Казимир Иосифович, собственно, тоже… Кхм, кхм… (Закашливается.Станислав Иосифович и Лидия Анатольевна загораживают кресло от Фандорина.)

Лидия Анатольевна: Ах, ну хватитпредставлений! Рассказывайте же! Что это за значки?

Фандорин (взглянув на покойника и медленно,после паузы, кивнув): Китайские иероглифы. «Ян» обозначает солнце, мужскоеначало и вообще всё светлое, созидательное и, так сказать, п-позитивное. Видители, у древних китайцев бытовало странное з-заблуждение, что всё добропроисходит от мужчин, а всё зло от женщин.

Лидия Анатольевна: Дикарство какое!