Эгор отбросил перепуганного Тик-Така. Да и чего он хотел отжалкого клоуна, откуда тому знать, где Кити. Спросить бы у ревущей Риты, но этоневозможно. Испугавшись за Кити впервые за время, прошедшее после его смерти,Эгор вспомнил о своих убийцах, и все его существо в один момент заполнилосьлютой ненавистью. Он буквально захлебнулся новым чувством. «Надеюсь, эти козлыуже сидят, ведь их столько народу засняло на камеры телефонов. Кстати, для нихэто лучший вариант. Ведь если они попадут в руки к моим друзьям, их просторазберут на запчасти». Он полюбовался на своих колоритных друзей и внимательноприслушался, вытащив берушу из уха и сморщившись от боли — ему показалось, чтоиз уха льется кровь. Его лучший друг детства Макс говорил о чем-то синститутским приятелем, борцом Кахой. Суровый мужской разговор шел как раз обобидчиках Егора, отправивших его тело в бурую кладбищенскую землю. Приземистый,почти квадратный Каха сокрушался:

— Как их не нашли? Как такое может быть? Менты поганые,работать просто не хотят. На каждом дурацком сайте этот махач выложили. Надопарочку этих антиэмо отловить да поговорить по-мужски, сдадут сразу.

Макс тихо, но твердо апеллировал:

— Да нет, брат, тут все непросто. Менты землю роют. Убилисреди бела дня, сотни свидетелей, а козлов этих не найти. Антиэмо от нихоткрестились. Мы тут поговорили с одним, он, короче, уже точно врать не мог,говорит, флэшмоб, короче, это был. Собрались они по Интернету, никто никого влицо и даже и по именам не знал. А насчет съемки — они все в платки и арафаткилица спрятали, так что — голяк. Может, подружка Егора, когда говорить сможет,что-нибудь вспомнит.

Эгор так напрягся, что единственный глаз чуть не выскочил.

— А что, все молчит? — спросил Каха.

— Ага. Врачи говорят — стресс. Ушла в себя, — ответил Макс.

— Жалко девку.

— Ни фига. Это из-за нее, из-за этих эмо-ушлепков гребаныхмоего друга завалили. Такого позитивного чувака…

Дальше Эгор слушать не стал, в руку вонзились иглы биппера,времени оставалось семь минут. Одновременно с клоуном они материализовались вквартире Кити. Той самой комнате, где на узкой кровати Егор провел лучшиемоменты своей жизни. Сейчас там стало пусто и тихо, как в заброшенной церкви.На всякий случай Эгор пробежался но квартире — никого. В голове бешено стучаликровавые тамтамы, глаз застилала пелена слез, биппер терзал руку — значит, поравозвращаться… Ни с чем. Клоун жалостливо поджал губы и выпучил глаза. Потомпоказал на стену рядом с кроватью:

— Дом — там, где сердце, правда, Эгор?

На евроремонтной белой стене алело прошитое канцелярскимикнопками истекающее кровью могучее сердце. Чтобы не оставалось никакихсомнений, Кити подписала рисунок черной тушью, готической латиницей сверхувывела «EGOR». На кровати лежало еще одно сердце, поменьше, вырезанное изрозовой бумаги, с надписью «Кити». Девочка не успела его отдать. Выглядело всекрайне зловеще и безотрадно. Клоун то ли поежился, то ли пожал плечами:

— Пора в больницу.

Эгора озарила изнутри молния просветления.

— Точно! Я знаю, она там. — И в тот же миг он оказался впалате Кити прямо перед ее койкой.

Его любимая девочка лежала мертвенно-спокойная, подкапельницей с питательной смесью, и смотрела сквозь Эгора, который простовпился в нее взглядом. Он попытался ее обнять, но Кити только перевернулась надругой бок, лицом к стене. Игла капельницы выскочила из вены, и жидкостьзакапала на иол, истекали и последние секунды пребывания Эгора в Реале. Бипперуже отрывал руку, но Эгор не чувствовал его. Он рыдал в голос, бился головой вмягкое плечо не замечавшей его Кити, готовый растаять без следа на этом родномплече. Но верный клоун ловко подхватил его под мышку и в последнюю секундусумел оказаться с ним в узких дверях Эмомира, которые как раз распахнулнервничавший Кот. Клоун с Эгором ввалились в Эмомир вместе с холодными змеямиотчаяния, медузами страданий и щетинистыми многоножками переживаний…

В эту же секунду к Кити подбежала молодая медсестра,подхватила трубку капельницы, перевернула девушку обратно на спину и вставилаей иглу в вену. Потом всплеснула руками, обращаясь в никуда:

— Ну что с этой дурочкой делать? Не ест, не говорит, ничегоне хочет. Пропадет ведь. Бывает же такая любовь!

Тетка с соседней кровати обрадовалась возможностипообщаться:

— Любовь — это замечательно, вот у меня такой не случилось,чтоб прямо страсть. Завидую вашей дурочке.

— Да уж позавидуешь, парня ее убили ни за что, средь беладня, у нее на глазах.

К разговору подключилась толстая матрона, которая лежала уокна:

— А я вам так скажу, наркоманка или сатанистка. Ни за что неубивают. Вот зачем, например, у нее губы да нос проколоты? Что за дурь?

Медсестра с ненавистью посмотрела на злую тетку, погладилаКити по голове и выбежала из палаты.

Королева задумчиво смотрела в высокое витражное окно своегоготического замка. Хотя стиль, в котором когда-то соорудили это мрачноепомпезное здание, скорее относился к нео - или псевдоготике. Всего в нем былослишком: слишком черные стены, слишком большие нагромождения слишком высокихбашен, слишком много химер и других представителей бестиария земного мираукрашало фронтоны, слишком много розовых черепов и разбитых сердец из стекла впаянов витражи тусклых окон. Королева начинала нервничать, и ей это не нравилось. Ейне терпелось увидеть того, кто должен вскоре разрушить ее одиночество, того,кто сможет воплотить ее материнские чаяния и разделить тяжесть короны Эмомира.Нервничать ей не к лицу, и она с трудом сдерживала каменные мимические мышцы,чтобы не нахмуриться. Ее огромные глаза прятали огонек интереса за привычнымбезразличием. Скоро, очень скоро ее мечты сбудутся, но никакие проявлениячувств не должны смутить привыкших к ее статуарности, порхающих по дворцуфрейлин. Имидж превыше всего!

— Где же застрял этот старый кастрат? Его только за смертьюпосылать. На кошачье кладбище, — процедила Королева, и фрейлины дружнозахлопали крылышками, рассыпая по дворцу убористую пыльцу черного смеха.