Пока выходили из машины, я губы до крови искусала. На первый взгляд все хорошо. Он сумку из багажника достал, маме выйти помог… Скорее, догадываюсь, чем вижу — мама рассматривает машину и задает вопросы — откуда такая роскошь. Он что-то отвечает, и я вся сжалась, вся скукожилась в ожидании ссоры. Мама все это время тихо ненавидела даже мертвого Сергея за то, что тот нас с долгами оставил, и никогда ничего хорошего о нем не сказала, даже поминала с упреками и злостью.

— Мог бы о жене подумать. О ком-то кроме себя любимого. В войнушки он игрался. На всех и на все насрать ему, Катя. Только о себе и думал.

Вот и сейчас вполне могли повздорить еще в машине… но… мне кажется или у меня галлюцинации — мама улыбается, нет, она смеется. Сергей несет ее сумку, предложил опереться о его локоть на подъездной дорожке, где очень скользко, и она с явным удовольствием воспользовалась помощью. Мне стало полегче, и я выдохнула. Шумно и резко, как делают после большого глотка водки.

— Тише, Тошка спит! Шикнула, открывая дверь, впуская маму и целуя ее в обе щеки, поглядывая довольным взглядом на Сергея, который повесил дубленку тещи в шкаф и принялся снимать куртку.

— А я тортик привезла Киевский. Давайте чаю попьем и спать, а то с дороги голодная. В поезде почти ничего не ела. Только на Тоныча взгляну одним глазком.

Прокралась к спальне, а Сергей тем временем меня сцапал и успел прихватить за ягодицы, и шепнуть на ухо, что ему сегодня было мало. Мама вернулась как раз тогда, когда он жадно поцеловал меня в шею, и я не успела его отпихнуть.

— Ладно, вы пока чай ставьте, а я в душ. Замерз, пока по перрону шастал.

***

— И… что скажешь, мам?

— А что скажу. Вернулся и вроде уже не такой мудачеЛЛо, каким был.

— Мама!

— Что мама? Ну был ведь козлом, что ты споришь. А сейчас вроде ничего, и смотрит на тебя, как кот на масло. Раньше так не смотрел. Я мать, мне все видно.

Говорит и тортик аккуратно разрезает на кусочки.

— Ааа… тебе не показалось, что это… ну что это не он?

— В смысле?

— В прямом, — прошептала я и включила воду в кране посильнее, — ну, что это не Сергей, а кто-то другой!

— Ты в своем уме? Как это не Сергей?

— Ну… не знаю. Мне иногда моментами кажется, что не он это, что… похож, да, но не он.

— Ты, мать… того, попринимай валерианочки. Когда кажется — креститься надо.

Вдруг зазвонил мой сотовый. Так поздно? Кто бы это мог быть? На дисплей взглянула и вздрогнула — Денис. Выдохнула и ответила.

— Да, привет.

— Привет. — хмуро поздоровался.

— Чего ты так поздно?

— Ну ты ж не спишь. Свет горит, я вижу. Я здесь внизу. Выйди — поговорим.

Стало не по себе, я на маму взглянула и тихо ответила.

— Давай завтра. Давай договоримся днем и встретимся и…

— Нет. Я ждал. Правда, ждал сколько дней, а от тебя ни слова. Это… неправильно. Я поговорить хочу, понять. Я же человек, в конце концов. Выйди и поговорим, Катя. Так с людьми не поступают!

— Хорошо… хорошо, я выйду. Только ненадолго.

Глянула на дверь ванной, схватила куртку и вышла в коридор, вызвала лифт, когда он подъехал, меня мягко отшвырнули в сторону.

— Домой пошла. Я сам с ним поговорю.

— Сергей!

— Домой, я сказал!

— Не надо!

Наши взгляды встретились, и мне стало не по себе.

— Я сказал — ты делаешь. Домой. И не сметь выходить. С сыном сиди и маму чаем пои. Нечего объяснять никому. Я сам объясню, если он тупой, не понимает, что твой муж вернулся, придется ему этот момент популярно объяснить.

— Сергей… только не бей его, прошу.

— Посмотрим, если не напросится, не буду.

Потом вдруг привлек к себе и сильно в губы поцеловал.

— Моя ты. И твоему хахалю пора это уяснить.

Я тут же к окну обратно бросилась. Мама со мной.

— Что такое? Это Денис? Твой, как ненормальный, с душа выскочил, на мокрое тело натянул свитер, волосы мокрые. Я говорю, что простудится, он меня и не слышит. Ревнивый чертяка.

Мать говорит, а я вижу, что довольна она, что нравится ей все, что происходит, и Сергей нравится таким. Внизу фонари ярко светят, и мне два мужских силуэта видно. Близко стоят разговаривают. Сергей курит, а Денис от дыма отклоняется. А потом вдруг как сцепились. Неожиданно резко. По снегу покатились, и мне видно, как сильно Сергей бьет Дениса. Стало страшно… нет, не за Дениса… а за Сергея. Что изобьет, и его посадят. Да, какой же я ужасный человек, о чем я вообще думаю… Не о том, что он убить человека может, а о том, что не переживу еще одну разлуку с ним. С ума сойду. Я шубу схватила, она первая под руку попалась, и вниз. Несусь что есть силы по лестнице через ступеньку. Выскочила на улицу.

А они уже лица от крови утирают. Я к Сергею бросилась и между ним и Денисом стала.

— Хватит! Совсем сдурели?

Денис на меня смотрит, за переносицу держится, носом кровь тянет.

— Красивая шуба, — пробормотал.

— У нее теперь все красивое.

— Надеюсь… а то как-то с ее долгами на красоту денег не хватало.

— А ты тратился? Долг вернуть?

Набычился и снова на Дениса пошел, но я удержала за плечи, потом обернулась к Денису.

— Ты… прости меня и иди. Я с мужем, понимаешь? Я с Сергеем. Он вернулся и…

— Любишь его?

Спросил нагло, впервые так нагло и так открыто. Спросил, и я растерялась.

— Отвечай! Любишь? Вот что самое главное, а муж или не муж — значение не имеет!

— Я те щас как дам не имеет! Не унесешь!

— ЛЮБЛЮ! Я его очень сильно люблю! Уходи, Денис и… прости меня!

— Да, и безделушку свою не забудь!

Крикнул Сергей и бросил Денису коробочку с кольцом. Тот ее поймал на лету и спрятал в карман. Больше не обернулся, пошел к машине. А Сергей меня за руку схватил и потянул обратно в подъезд, а потом вдруг к стене прижал и за лицо схватил обеими руками.

— Правда любишь или наврала, чтоб не поубивали друг друга?

— Не знаю… тебя слишком долго не было. Отпусти.

Но он не отпустил. Наклонился ниже, прижался лбом к моему лбу.

— А я люблю. Люблю тебя, Катенок. Так люблю, что трясет самого от одной мысли о тебе, о нас, о нашем сыне. Понимаешь? Я хер тебя кому уступлю, и хер ты от меня избавишься.

Сказал, а мне заорать от счастья захотелось. Никогда раньше не говорил, о любви. Ни одного слова.