А) Интердикция у животных

На примерах интердикции в животном мире Б. Ф. Поршнев подробно не останавливается, в основном ограничиваясь ссылками на примеры из работ Л. С. Мальчевского115, Н. Н. Ладыгиной-Котс116, опыты с низшими обезьянами Н. А. Тих117. При этом он сетует на то, что «приведенные примеры слишком единичны, чтобы уполномочивать на широкое физиологическое обобщение»118, и вынужден ограничивать свои выводы оговорками. По всей видимости, в его время еще просто не существовало достаточного количества эмпирических исследований, из которых можно было бы черпать примеры. Возможно также, Поршнев считал, что ему уже некогда углубляться в поиск и изучение таких примеров, он торопился хотя бы в общих чертах успеть раскрыть проблему появления человечества и, действительно, умер, так и не дождавшись выхода книги. Но и сегодня, когда его работа проделана, новые примеры интердикции не будут лишними и способны только укрепить его выводы, тем более что источниковая база за прошедшее с момента выхода книги время заметно окрепла. Изложение новых примеров интердикции поможет раскрыть социально-философское значение этого явления.

Понимание механизма интердикции, – а это само собой включает в себя понимание теории тормозной доминанты и бидоминантной модели высшей нервной деятельности, – дает возможность объяснения некоторых явлений этологического характера, представляющих для науки загадку. Так, например, сведения о массовых самоубийствах животных, которые бросаются в пропасть, известны давно и продолжают накапливаться119. Самый, пожалуй, известный случай описан в Евангелии от Луки120. Подобные случаи – простейший пример спонтанной интердикции. Рефлекс не позволяет животному прыгать в пропасть. Приложив усилия, его возможно туда столкнуть, но нельзя заставить его прыгнуть самому. Рефлекс прыжка у животного, стоящего на краю пропасти, глубоко заторможен, находится в тормозной доминанте. Однако в исключительной ситуации, когда адекватное действие исключено, животное может прыгнуть. Такая ситуация равнозначна «сбою» в работе нервной системы. Дело в том, что технически возбуждение и торможение групп нейронов суть один и тот же процесс, но разной степени интенсивности, и если возбуждение нейронов, диктующее организму действие, нарастает, но само действие по какой-то причине оказывается невозможным, то центральная нервная система достигает ультрапарадоксального состояния. Это значит, что возбуждение переходит предел, за которым превращается в торможение, и вырывается наружу – срабатывает как неадекватный рефлекс – действие, ранее находившееся в тормозной доминанте. И животное прыгает в пропасть. А уже имитативный рефлекс, сильный у стадных животных, увлекает за ним все стадо. Сюда же можно отнести и выбрасывание на берег китов, и принимающие пандемический характер ничем не оправданные массовые миграции грызунов и других диких животных.

Интердикция прочно переплетена с имитативностью – настолько прочно, что уместно говорить о едином имитативно-интердиктивном комплексе. Опираясь на факты, Поршнев предполагал повышенную имитатогенность (заразительность для подражания) неадекватного рефлекса. Такое предположение легко обосновать: благодаря повышенной имитатогенности неадекватного рефлекса, животное способно быстрее реагировать на опасность – еще до того, как источник опасности непосредственно попадет в зону его восприятия, – имитируя рефлекс особи, его уже обнаружившей. Для животного, непосредственно не замечающего опасность, пассивно-оборонительный рефлекс неадекватен, но центральная нервная система тем не менее изберет для животного эту форму моторной активности, если ей уже подвержены другие особи в стаде. Если свести описание к простейшей схеме, то мы будем иметь: (1) служащий интердиктивным сигналом неадекватный рефлекс и (2) имитативную реакцию на него; вместе они производят «отмену» рефлекса. Эта общая схема будет повторяться далее во всех примерах интердикции, однако уже на следующем уровне ее детализации возможны варианты. Так, если в примере прыгающих в пропасть животных первое животное включает цепную реакцию интердикций, в которой каждая особь в момент прыжка становится интердиктором для соседей, то не менее возможны и изолированные акты между двумя особями; или же возможен вариант, когда интердиктивный сигнал передается не по цепочке, а находит одновременно множество реципиентов. В приведенном примере все задействованные особи принадлежат одному виду, но, как мы увидим дальше, не менее распространена и межвидовая интердикция. И если в этом примере продукт имитации – непосредственное проявление неадекватного рефлекса, то будут и более сложные и интересные примеры, в которых в результате имитации не воспроизводится копия собственно интердиктивного сигнала, а происходит как бы «нормальная» реакция на него, позволяющая включиться следующему звену в развертывании цепного рефлекса, как если бы сигнал был элементом адекватного поведения; тем не менее, это все-таки имитация, поскольку в действительности необходимых причин для рефлекса нет.

Возможно, сказанное сейчас читателю не очень понятно, но мы надеемся, что оно станет понятнее, когда ниже мы перейдем, наконец, непосредственно к соответствующим примерам. Но прежде следует отметить один момент. Положительное развитие интердикции – ее утилизацию в интересах вида – Поршнев находил только у одного животного вида – палеоантропов; что касается остальных, у них он видел интердикцию исключительно в отрицательном смысле «поломки», «сбоя» в нормальной работе рефлекса. В этом смысле вышеприведенный пример интердикции наиболее характерен прежде всего своими трагическими последствиями, и интердикцию можно сравнить с генетической мутацией: как подавляющее число мутаций бесполезно или даже вредно и способно привести к гибели организма и вырождению вида, так и большинство проявлений интердикции, которые можно встретить в природе, в лучшем случае бесполезны для животного, в худшем – опасны и вредны. Но даже в своих неразумных формах природа не лишена разума, тем более – живая природа. На основании множества собранных нами примеров интердиктивного поведения животных мы можем утверждать: палеоантропы были далеко не единственным утилизировавшим интердикцию видом.