Господа, вы знаете, что сила удара левой ноги Рикко, Силлыравна одной, тысяче пятистам килограммам, тогда как, удар пресловутого, ноуважаемого всеми нами Пеле весит всего лишь восемьсот килограммов. Какое жеможет быть первенство без команды Больших Эмпиреев?

Трибуны для публики взорвались бешеным восторженным ревом.Спикер выстрелил в потолок.

— От себя, лично, господа, — продолжалпрезидент, — я заявляю. В завтрашнем матче я парирую восемь пенальти ивытащу столько же мячей из «девятки». Лозунг Рикко Силлы вам известен. Уверен,что сенат единогласно одобрит встречу наших легоперов с советскимифутболистами, прибывшими к нам на галеоне «Алеша Попович». Я кончил, господа!

Спикер снова пальнул в потолок.

— Слово имеет старейшина Совета Копальщиков островаКарбункл достопочтенный кавалер Ордена Счастливой Лопаты полковник БастардоМизераблес ди Порк-и-Гусано.

На трибуну поднялся высокий мощный мужчина лет сорока сбананообразным носом, лохматыми гусеницами бровей, похожим на утюг подбородкоми странными на этом фоне тоненькими усиками. Лицо этого господина показалось знакомымГеннадию и Рикошетникову, но вспомнить его они не смогли. Как-то очень уж несвязывались между собой сенат далекой неведомой страны и милый сердцу,проступающий сквозь снег вид Ленинграда… Кировский мост, Петропавловка,памятник Суворову…

Бастардо Мизераблес ди Порк-и-Гусано грохнул страшнымкулаком по трибуне и эавопил на карбункулском наречии эмпирейского языка:

— Вжыл жыз всплых сиплствоу! Черчелянто ри фларт! Газзоазаф Карбункл жрав Эмпирея гам, га фула, брегадл!..

Грубая речь его была почти непонятна нашим морякам. Уловитьможно было лишь отдельные бранные слова: трусы, предатели, лентяи, провокаторы,идиоты, коварные происки и тому подобное. Ясно было одно: кавалер ОрденаСчастливой Лопаты яростно протестовал против дружеского спортивного поединка,обвинял и угрожал.

Никто не ожидал такого поворота дела. Изумленные сенаторылевого крыла и центра вскочили, размахивая руками. Шум на галереях для публикиподнялся невообразимый. Круглый, как мяч, седоватый сенатор в красной футболкес цифрой «З.» одним прыжком взлетел на трибуну и закричал:

— Позор недостойным копальщикам Карбункла! Вам непоссорить нас со славными ребятами, не дрогнувшими даже перед лицом бандитскойподлодки! Занимайтесь своим делом, копите свои грязные клуксы и не лезьте вчистый футбол! Да здравствует дружба! Да здравствуют посланцы страны нашегогероя Серхо Филимоныч Страттофудо!

Шум усилился еще больше. Полдюжины черных сюртуков сиплымиглотками рявкали какую-то гадость. Спикер палил уже из двух пистолетов. Итогда, слегка поправив свои дивные волосы, встала мадам Накамура-Бранчевска.Все мгновенно затихли. Видимо, вес этой женщины в эмпирей-ском обществе вомного тысяч раз превышал ее собственный вес, вполне соответствующий изящнымпарижским стандартам.

— Господа, — мягким глубоким голосом сказалаженщина-сенатор, — Никто из присутствующих не упрекнет меня в презрении кфутболу. Все помнят, что именно я открыла счет в матче с командойавстралийского авианосца «Кукебурре». В это же время остров Карбункл отличнознает, с каким уважением я отношусь к его трудолюбивому мужественномунаселению. По этим двум причинам я воздерживаюсь от голосования и приглашаювсех присутствующих на мой сегодняшний вечер «Вальс незнакомых цветов».

Очаровательно улыбнувшись, она села. В зале царилонедоуменное молчание. Позиция влиятельной дамы явно всех озадачила.

— Начнем голосование? — сквозь традиционный кляпеле слышно произнес спикер.

— Начнем! Начнем! — послышались неуверенныеголоса. Президент Токтомуран Джечкин крикнул со своего места.

— Господа я забыл добавить! Рикко Силла сегодня ударомголовы выворотил штангу!

Взрыв энтузиазма погасил последние сомнения

— Голосуем, и дело с концом!

И тогда правая оппозиция прибегла к последнему коварномуспособу погасить волю народа. Она выпустила на трибуну так называемого«резинщика». Все в зале поняли, что это значит, когда «резинщик» начал с первойстраницы читать «Хартию вольностей» толщиной в мраморную плиту, а под рукой унего еще были «Ветхий завет», «Коран» и «Антология мирового фольклора». Увы,таков был закон ампи-рейского сената — оратор мог выступать столько, сколькохотел, а «резинщик» с Карбункла, видимо, собирался выступать не меньше четырехдней. Сенат же не мог проголосовать, пока он не кончит.

— Поразительно, — прошептал капитанРикошетников, — к этому средству в буржуазных псевдодемократиях прибегаюттолько в крайнем случае. Никогда не думал, что футбольный матч вызовет такиестрасти. Что все это значит и кому все это нужно?

Прошел час. В зале уже слышалось носовое посвистываниезасыпающих сенаторов. Спикер, свернувшись в клубок, спал на своей бочке. А«резинщик» все бубнил и бубнил:

— …Итак, параграф седьмой пятого подпункта установленияо торговле гласит, что производство пуговиц разрешается при предъявленииопределенного числа доказательств о возможности такого производства,обусловленных пунктом «а»…

— Пойдемте в порт, Геннадий, — сказалРикошетников. — Дело ясное, что дело туманное.

Он обернулся и увидел, что мальчика рядом с ним нет.

из которой доносятся до нас стук теннисного мяча и страшныйхруст, с которым мощные челюсти разгрызают клешни омара

Первое, что услышал Геннадий, очнувшись, был звук, похожийна грохот работающего рядом отбойного молотка. Потом лопатки его ощутили холодкаменного пола. Глаза устремились вверх, и мальчику показалось, что он лежит надне глубокого каменного колодца. Голова закружилась.

— Где я? Что со мной?