ипостась, только у нее снаружи, а у тебя изнутри.

— Это как?

— В смысле, жаба, которая тебя давит. Потому и бесишься.

— Неправда! — сокол поджал губы. — Мне абсолютно все равно. Хочет якшаться с драконами царских кровей — пускай, кто я такой, чтобы ей мешать?

Но в глубине души он понимал, что товарищ прав. Жаба давила немилосердно, будто была размером с доброго слона.

«Она просто глупая девка, не стоящая внимания, позарившаяся на льстивые посулы», — распалял он гневом сам себя, надеясь, что это поможет унять щемящую тоску в груди. Получалось плохо. Он то и дело вспоминал первую встречу с феей, когда они втроем с подругами пришли говорить с правителями. Гелиос был в свите повелителя Гаруды, и на Июлию обратил внимание сразу же. Храбрая и красивая девчонка стояла в тронном зале в своих сверкающих полупрозрачных юбках, гордо задрав точеный носик, хотя коленки у нее тряслись от страха. И он отлично помнил, что ей сказал на прощанье король Мангус.

«Замуж захочешшшь — ссскажи…»

Врет же, как дышит, ящерица красномордая! Обманет девчонку, запудрит мозги! Гелиос со злости ткнул кулаком в стену в коридоре, да так, что с нее посыпалась старая штукатурка. Рагнар, шедший мимо, покосился на воспитанника, усмехнулся ведомым одному ему мыслям и исчез за поворотом.

«Ничего, день-другой пройдет, цветы завянут, а там и разум у феечки на место встанет», — успокаивал себя рыжий сокол.

Но проклятые розы вопреки всем законам природы и не думали вянуть, с каждым днем становясь еще краше и ароматнее. Густой малиново-травяной дух настигал страждущих выпить кофе, перекусить и поболтать еще в коридоре около кухни.

Гелиоса тошнило от этого запаха. Но на кухню он все равно заходил, подолгу сидел в кресле, нервно поглаживал старенькую Мурку и гипнотизировал ненавистные цветы прожигающим взглядом. Увы, испепелять их было нельзя, в лучшем случае Июлия обидится еще больше, в худшем — развяжется межгосударственный конфликт. Кто он такой, чтобы вставать на пути верховного дракона?

Но что-то же его мучило, не давая спать и нормально дышать? Неужели та самая вульгарная внутренняя жаба, о которой говорил дворф? Рыжий засопел от досады.

— Гелиос, скрывай свои эмоции тщательнее, а то пламя скоро из ушей польется, — хмыкнул стоящий на пороге Индра.

Тот поднял на младшего товарища по отряду сияющие злой медью глаза.

— Малой, хоть ты мне нотации не читай, и без них тошно…

— Я тебя понимаю, — вдруг перебил его Индра. — И по-хорошему обязан доложить о возникшей проблеме командиру и своему отцу, чтобы тебя вернули домой, пока не спровоцировал разлад между двумя самыми сильными народами Иномирья.

А затем он подошел ближе и заговорил тихо, чтобы даже из коридора слышно не было.

— Но я тебе не только соратник, но и друг, хоть ты до сих пор на меня дуешься. И поэтому дам совет — поговори со смешными пушистыми зверьками, используя частицу Огненного Волха в своем сердце. Они его слышат, уважают и подчиняются.

— Зачем мне с ними говорить? — удивился рыжий, тоже понизив голос. Глаза его сверкнули любопытством.

— Они, знаешь ли, очень любят прыгать и сшибать с высоких поверхностей разные вещи, даже ценные, — подмигнул Индра. — А еще почему-то обожают жевать траву и цветы, хотя, мне это непонятно, кошки же хищники, хоть и маленькие совсем…

— Они так желудок от шерсти чистят, — машинально поделился Гелиос наблюдением последних дней, а потом замер. По лицу расползлась улыбка, сначала робкая, а затем злорадная. — Я тоже тебя понял, друг. Спасибо. Но с кем мне поговорить? Вот эта почтенная старая дама вряд ли согласится, она хорошо воспитана.

И рыжий почесал за ухом устроившуюся на его коленях Мурку.

— Начни с малышни. Серый слушает только меня, но в его помете еще четверо, и среди них две самочки. Бери любую, у тебя с женщинами отлично получается находить общий язык. А другие помогут уже в процессе.

Спустя час Витт, зашедший на кухню, застыл в проходе от изумления. Гелиос молча играл в гляделки с самой крохотной из котеночьей пятерки девчонкой-трехцветкой, юркой и немного пугливой. Трехмесячная кошечка сидела прямо на столе, на свежей скатерти, а воин-сокол, подперев ладонями лицо, смотрел на нее почти влюбленными глазами.

— Гелиос, ты что творишь? — возмутился дворф. — Это хорошо еще, что Гиннар не видит, как кошки по столам лазят. Она лапами этими в лотке роется, куда гадить ходит, а мы потом отсюда же есть будем.

— Она их моет потом, — отозвался рыжий, не отводя нежно-просящего взгляда от киски. — Очень чистоплотная девица. Мы разговариваем, погоди немного, сейчас закончим.

Через пару минут кошечка довольно замяукала и спрыгнула рыжему на колени, потеснив Мурку. Та зашипела, дернула хвостом и ушла спать в соседний угол, на плетеный стул. Малявка широко зевнула и легла на ее место, громко мурча.

— Ну, ты даешь, такая маленькая, а прямо бестия, — тихо рассмеялся сокол, затем подумал и добавил. — Вот Бестией и будешь.

Ужин накрывали в летней пристройке-столовой, которую в начале прошлой недели сообща сотворили Эльза с Илоной. Драконица подкатывала камни, Илона лепила из них стены с кварцевыми окошками, узорчатый высокий потолок и подпирающие его балки, гладкий пол из скальника, который удобно было подметать. Даже огромный стол — и тот был из цельного валуна, только с удобными выемками для ног сидящих. Конечно, вариант не для холодного времени года, но находиться здесь в жару было несказанно приятно. От вездесущих комаров и прочих летучих кровопийц помогали подвешенные по стенам и на входе пучки трав. Дворфы провели сюда электричество, прикатили маленький холодильник на колесиках, найденный на складе, загрузили его бутылками с лимонадом, водой и квасом — и с тех пор на кухне не толпился никто, жильцы заходили лишь взять тарелку с едой или налить в кружку чай, а потом спешили в столовую, где можно смеяться во все горло, шуметь и болтать. Здесь же девчонки по вечерам пели под гитару, готовясь к выступлению на предстоящем фестивале, соколы тайком от Рагнара играли в карты со срамными картинками и читали старые человеческие комиксы, коих у кикиморы имелось с избытком, а Витт в перерывах между готовкой еды усердно рисовал в блокноте живую природу.

А сегодня к ужину все настолько устали от дневного зноя, тренировок и бесконечных экспериментов в лаборатории, что внезапное отсутствие вечно клянчащих котов под ногами коллективно восприняли как счастливую случайность, а то и дар свыше. Дар оказался с подвохом, которая вскрылся, когда Витт пошел на кухню за десертом — и громко выругался оттуда совершенно несвойственными