потерявшего дар речи, и выдал контрольный удар в голову.

— А, может, я и сам на ней женюсь, почему нет? Я вдовец и сейчас свободен, у меня два подвала сундуков с золотом, огромный особняк в столице рядом с дворцом повелителя и три дома поменьше в разных частях страны, слуги, роскошь. Будет Илона на золоте есть, в драгоценности и парчу рядиться, на балах сидеть около трона правителя, на резном стуле с шелковой подушечкой. Занятие ей придумаем по душе, построю школу какую-нибудь, пусть девчонок грамоте учит…

Рик вскочил, опрокинув стул.

Ему было плевать, что сокол сломает его пополам одним ударом. Ярость, давно и тщательно подавляемая, выплеснулась наружу ударной волной, отключая остатки разума и самоконтроля.

— Да ты охренел, что ли? — севшим от злости голосом просипел он, забыв про субординацию, культуру речи и этикет.

В следующую же секунду Рик отлетел к стене, о которую больно стукнулся лопатками и приложился бы затылком, если бы не Рагнар, схвативший его за шею.

— Нет, это ты охренел! — рыкнул Рагнар, показывая клыки. — Жена тебе для чего дана? Чтобы любить ее, беречь и уважать! А ты, паршивец, что творишь? Доводишь девчонку до умопомрачения от горя и тревоги, и она в итоге думает такое, что ей вообще в голове держать нельзя!

— Тебе какое дело? — рявкнул в ответ Рик, вцепившись соколу в руку. — Сами разберемся в своих отношениях без посторонних, мы люди взрослые!

— Оно и видно, — паскудно ощерился тот. — Поэтому она две недели назад исчезнуть пожелала, и земля ее от послушания великого чуть не убила на месте. Дочку сиротить раньше времени тебе не жалко?

И Рик застыл от ужаса. Если бы не чужая рука, по-прежнему удерживающая его за шею, он бы бессильно сполз по стене вниз — колени неожиданно подкосились.

— Она… что пожелала?

— Чтобы ее не было. Потому что любит тебя, остолопа, и находиться в разладе ей невыносимо, — буркнул Рагнар, разжимая пальцы. — Может, не допустила бы она и мысли такой, да усталость и переживания подкосили. Ей поддержка твоя важна, как никогда раньше, а ты наоборот, в самый омут ее загоняешь, чтобы с гарантией захлебнулась под гнетом забот да вины. Что же ты за муж? Ладно бы соколом был, они в неполные тридцать пять дурни дурнями, один рыжий чего стоит. Но ты же человек, взрослый мужик, дочка вот-вот замуж выйдет. А ведешь себя, как капризный мальчишка, которому конфету обещали и не дали.

— Неправда, — прошептал Рик, огорошенный происходящим. Потрескавшийся кирпич неприятно холодил спину, но сделай он шаг — и неминуемо упал бы на пол, так дрожали ноги. — Не в конфете дело. Она мне соврала в важном, надо было просто пропустить мимо ушей? Ничего, родная, пусть тебя дальше упыри жрут, мне про это знать не обязательно?

— А почему не сказала, как думаешь? — спросил Рагнар, и сам же ответил. — Да потому, что ты бы и шагу ей не дал ступить. Проявить силу и закрыть ее под замок у тебя духу бы не хватило, а махнуть рукой на происходящее совесть не дает. Значит, давил бы на нервы, уговаривая не лезть в неприятности, а то и просто ныл, с тебя станется.

— Не ныл бы! — вспыхнул Рик. — И закрывать бы не стал, я что, тиран? Мы договорились когда-то все тяготы и невзгоды вместе делить. А получается, каждый занят своим делом, и необязательно ставить друг друга в известность о происходящем.

— Неужто отпустил бы к упырям? — иронично хмыкнул седой сокол.

И мужчина сник. Он не знал ответа на этот вопрос.

— То-то и оно, — поднял брови Рагнар. — Да, с покладистой и тихой женой всегда проще, но тебе досталась сильная и смелая женщина. Это великая радость, но одновременно и большие сложности. И здесь есть только один вариант удачной жизни — сказать: «Да, сокровище мое, я тебя понимаю и принимаю, будем бить упырей вместе». Не отпускать в бой, самому при этом оставаясь в сторонке, и не запирать в башню, а действительно делить с ней все тяготы и невзгоды. Или чудища клыкастые в эту категорию не входят?

Рик молчал. Самым страшным чудовищем в его жизни был поедающий заживо стыд. Упыри ему и в подметки не годились.

— Я физически не очень сильный, с детства плохо умел драться и не любил, — в отчаянии признался он. — Да, ходил тренироваться, мог защитить себя и семью, но все равно после каждой стычки или скандала тошно. И сейчас мне рядом с вами сложно, и от этого еще горше. Вы бойцы, а я лабораторная крыса, попросту трус.

— Слушай сюда, — нахмурился Рагнар. — В рукопашную не ходить и морды не бить — то не трусость. Не всем дано быть соколами, в мире и других птиц хватает, хвала всем богам. Без мудрецов и изобретателей мы десять лет с тварями белобрысыми воевали, и какой толк? Пятую часть армии положили ни за медный грош. Каждый для поставленной задачи важен, даже молодой дворф, которого парни мои за мелкий рост и неказистость сначала не уважали, поганцы глупые, а теперь души в нем не чают. Потому что очень важно после разведки и тренировок приходить усталым, как собака, и знать, что тебя накормят ужином, а если и руки не слушают — нальют чашку чая, да доброе слово скажут, да пошутят весело. Это, скажешь, мелочи? А я тебе отвечу — из таких мелочей зачастую и складывается победа. И себя не принижай, у каждого свое поле боя, у жены твоей одно, у тебя — другое. Но все наши битвы ведут к общему выигрышу, смекаешь?

Рик с усилием кивнул.

— Так ты меня проверял, — догадался он.

— Не без этого, — ухмыльнулся командир. — Теперь вижу, что любите друг друга по-настоящему, как надо. Просто маленькие вы еще и глупые, хоть и с дитем подросшим. Но смотри, помирись с ней! Будет она и дальше с мокрыми глазами ходить — я тебе голову оторву, а потом и вправду найду ей нового мужа из своих ребят постарше, да поразумнее. С ее даром нельзя печалиться, понял меня?

Рагнар хлопнул растерявшегося Рика по плечу и вышел, оставляя того догадываться, шуткой были последние слова или нет.

* * *

Летний фестиваль «Дружба народов» традиционно проводили в полях за городом, чтобы гости могли максимально воссоединиться с природой. Раньше некоторые наотдыхавшиеся до свинского состояния люди оставляли за собой кучи мусора и бутылок. Но с приходом к власти Великих алкоголь на общественных праздниках был под запретом, мусор же