В это время Эдвард занимал административную должность в своем штате, работая помощником прокурора за символическую заработную плату в один доллар в год. Необходимо было приобрести некий политический капитал, который можно было бы выставить в качестве козыря на предстоявших выборах. На семейном совете было решено, что таковыми могут оказаться международные дела, связанные, в частности, с бурными событиями на Африканском континенте. Следует еще раз заметить, что 1960 год вошел в историю как год Африки — в этом году независимости добились 17 стран континента.

В организации поездки помог брат-президент. Он позвонил в сенатский комитет по международным делам, чтобы узнать, нет ли в ближайшее время какой-нибудь направляющейся в Африку группы, в которую можно было бы «пристроить» брата. Ему ответили, что такая группа есть. Более того, она уже находилась в Лондоне и следующим вечером вылетала в Южную Родезию. Приняв мгновенное решение, Джон связался с Эдвардом, который без всяких сборов немедленно вылетел в британскую столицу.

Так Эдвард отправился на Черный континент. Скорее всего, это была развлекательно-ознакомительная поездка. Вместе с сенаторами Фрэнком Чёрчем, Гейлом Макки и Фрэнком Моссом Эдвард побывал в Южной Родезии, Конго, Нигерии, Сенегале и других образовавшихся странах. В Нигере и Верхней Вольте он внезапно оказался в центре внимания, так как лидеры этих бывших французских колоний не говорили по-английски, его спутники не знали французского, которым, хотя и коряво, владел Эдвард. Ему пришлось отвечать на тосты и даже выступить с несколькими простенькими речами, состоявшими в основном из пожеланий.

Несмотря на то, что впечатления от африканского тура были поверхностными, возвратившись в родной Бостон, Эдвард стал читать публичные лекции о событиях в Африке. И здесь ему пришлось «работать над ошибками». Помощники президента, следившие за продвижением брата, обнаружили, что лекции слишком длинны и скучны. Теду были сделаны соответствующие замечания, после чего его выступления стали восприниматься аудиторией значительно лучше.

В том же году состоялась еще одна зарубежная поездка самого младшего из братьев — на этот раз в Бразилию, куда он отправился для популяризации президентской программы «новых рубежей». Однако и здесь произошла осечка. Более или менее прилично изучив испанский язык после позорного провала в Гарвардском университете, не очень эрудированный Эдвард полагал, что в Бразилии, как и в других латиноамериканских странах, говорят по-испански. Каков же был его ужас, когда он узнал, что бразильцы общаются на другом языке — португальском, близком к испанскому, но отнюдь не идентичном. Пришлось работать с переводчиком.

В конце 1961-го — начале 1962 года состоялась третья зарубежная поездка — в Западную Европу, на Ближний Восток и опять в Латинскую Америку. Прошла она более заметно, Кеннеди-младший много выступал, его речи становились более отточенными, краткими, оригинальными. В прессе отмечали его вполне приличный испанский язык, которым он исправно занимался, помня происшедший скандал в Гарварде. Он оставался учеником, но демонстрировал безусловно растущие способности.

Именно после этой поездки в семье было решено, что на выборах в сенат уже в этом году Тед может вступить в реальную конкурентную борьбу. 14 марта 1962 года он объявил о выдвижении своей кандидатуры.

Это известие было встречено по-разному. В печати появлялись иронические отклики по поводу того, что в американской политике становится слишком много Кеннеди. Один из крупнейших журналистов Дж. Рестон из «Нью-Йорк таймс», несмотря на свою близость к президенту, на некоторое время чуть ли не все свои силы посвятил доказательству того, что избрание Эдварда Кеннеди в сенат станет подлинной катастрофой для Америки. Он писал, что, независимо от того, выиграет он или потерпит поражение, его кампания приведет президента в крайнее затруднение. «Один Кеннеди — это триумф, два Кеннеди в одно и то же время — это какое-то чудо, но три Кеннеди могут рассматриваться как вторжение чужеземцев в Америку».

Однако бостонцы в целом сочувствовали его выдвижению, понимая, что местные интересы могут быть лучше улажены, если их будет представлять родной брат президента.

На выборах Эдвард получил 54 процента голосов. Однако место, которое он занял в сенате, было временным. Дело в том, что на этот раз проводились досрочные выборы в связи с появлением в сенате вакантного места. В таком случае согласно существующей процедуре новый сенатор избирается только до окончания срока полномочий того, кто преждевременно его освободил. Срок этот наступил в 1964 году, и Эдварду пришлось повторить заново всю предвыборную процедуру.

Пока же новый сенатор начинал привыкать к своей законодательной работе и к столичной жизни. Его семья поселилась в удобной квартире в том самом Джорджтауне, где в свое время жил, будучи конгрессменом, его брат, прежде чем он стал президентом.

Заняв свое место в сенате 9 января 1963 года, Эдвард Кеннеди постепенно привыкал к рутине законодательного органа. Он присматривался, прислушивался, обращался за советами в Белый дом. В конгрессе его воспринимали именно как президентского брата и общались с ним, как правило, осторожно, полагая, что сказанное будет передано высшему должностному лицу В качестве брата его рассматривала и пресса. Вряд ли в ином случае журнал «Лайф» поместил бы на обложке своего номера от 18 января его портрет с надписью «Конгресс открывается, Тед начинает работу». В свою очередь другой журнал, предназначенный для массового читателя, «Лук», опубликовал интервью с супругой нового сенатора. Джоэн старалась не произносить лишних слов, говорила в основном о том, каким заботливым отцом оказался ее супруг. Но она всё же проговорилась, сказав, что у Джона всё еще болит спина и что Жаклин носит парик. В Белом доме не скрывали раздражения, а Джоэн получила выговор и более интервью не давала.

На протяжении первого года пребывания в конгрессе Эдвард почти не выступал на пленарных заседаниях, хотя участвовал в различных комитетах и подкомитетах — по юридическим вопросам, по труду и общественному благосостоянию, по международным отношениям. При этом общенациональные дела он предпочитал рассматривать здесь с местной точки зрения, то есть так, как они отражаются на положении штата Массачусетс. Даже когда обсуждались вопросы, связанные с холодной войной, он поворачивал дело так, что общие вопросы противостояния с СССР трактовались как угроза со стороны советских кораблей рыбной промышленности родного штата.

Правда, Эдварду уже на первом году пребывания в сенате была поручена формально важная миссия — участвовать в сессии Межпарламентского союза, которая проходила в столице Югославии Белграде в середине сентября. Сессия рассматривала в числе прочих вопрос о расовой дискриминации. Кеннеди взял слово 16 сентября, когда мировая пресса еще была полна откликов на поход негров на Вашингтон и знаменитую речь Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта».

Американский делегат говорил, что расовая проблема не является только американской, однако произошло так, что именно в США она особенно широко освещается в прессе и используется в политической борьбе. Он ловко повернул весьма острый вопрос и для того, чтобы подчеркнуть демократический характер своего общества, и для того, чтобы представить свою страну миру как авангард демократии и прогресса. «В определенном смысле моя страна хотела бы, чтобы положение в ней обсуждалось, ибо она стремится быть в авангарде дела свободы и демократии во всем мире». Кеннеди говорил о марше на Вашингтон тех, кто «верит в дело свободы и человеческого достоинства».