коровы. Розита дала ему две булавки, из которых он сделал крючки, а узкая полоска кожи, отрезанная от паруса и привязанная к палке, заменила леску. Как только Мундруку закидывал удочку, рыбы тотчас же набрасывалась на приманку, и вскоре на бревне лежало уже более двадцати пиранг. Казалось, Типперари Тому доставляло огромное удовольствие убивать их; он отомстил за все их укусы.

Рыбная ловля окончилась совершенно неожиданно. Одна из рыб, попавшись на крючок, утащила за собой не только приманку, но и почти всю леску.

Мундруку хотелось побольше наловить вкусной рыбы, и он занялся изготовлением второй удочки, пользуясь теми же средствами.

Однако когда удочка была готова и индеец снова закинул ее, то он заметил, к своему величайшему огорчению, что рыба перестала клевать; леска оставалась неподвижной, никто не дергал ее.

Посоветовавшись, путешественники решили, что пора бросить эту забаву, тем более что она стала совершенно бесполезной. Хотя раны, полученные пловцами, были незначительны, тем не менее Мундруку уверял, что пиранги очень опасны и что он сам однажды с трудом спасся от их страшных треугольных зубов. По его словам, в реке, называемой Рапахос, особенно много этой рыбы.

Пиранги выглядели так аппетитно, что всем сейчас же захотелось попробовать их. Мозей развел огонь и изжарил рыбу, все находили ее очень вкусной.

После еды путешественники стали еще веселее. Между тем солнце спускалось, и подымался легкий ветерок, который к вечеру обещал усилиться. Он дул все в том же направлении, что было очень кстати, так как парус стал снова надуваться.

Путешественники и не подозревали, что под ними было нечто гораздо ужаснее пиранги. Их отделял от этого чудовища слой полуистлевшего дерева всего лишь в несколько дюймов. Это огромное отвратительное животное всегда наводило ужас на всех индейцев, живущих на Амазонке. В то время как путешественники весело разговаривали, выражая надежду на скорое спасение, страшная «мать вод» лениво потягивалась под ними, намереваясь выйти из своего темного убежища.

Индеец сидел у костра и чистил кости пиранги, как вдруг несколько головешек провалились куда-то, подобно тому как в печке проваливаются угли сквозь сломанную решетку.

— Ах, — вскричал индеец, дрожа всем телом. — Это дупло доходит, кажется, до самого дна.

— Тут, вероятно, было муравьиное гнездо? — спросил Треваньов.

— Нет, господин мой. Муравейник помещался в полуизгнившем пустом суку, а это отверстие идет в самый ствол.

В это время коаита, сидевшая все время на самом высоком месте, начала испуганно кричать.

— Что такое с обезьяной? — спрашивали все друг друга, не подозревая ничего ужасного.

Желая узнать причину испуга своей любимицы, Типперари Том забрался туда, где она сидела. Ирландец посмотрел сверху в одну и в другую сторону и с ужасом бросился к товарищам.

Мундруку последовал за ним, громко крича:

— Великий Боже! Да ведь это дух вод!

— Дух вод? — с удивлением спрашивал Треваньов, глядя то на индейца, то на Тома, которые все еще дрожали от страха. — Дух вод!.. — повторил Треваньов. — Но что это означает, Мунди?

В ответ на это индеец только покачал головой. Очевидно, он обдумывал, как им спастись от чудовища, и хотел, чтобы ему не мешали.

— Что ты видел, Том? — продолжал между тем Треваньов свои расспросы, думая, что хоть ирландец объяснит ему, в чем дело.

— Клянусь вам Святым Патриком, что я сам не знаю, что это такое. Я видел только, как из воды высунулась голова на длинной шее и уставилась на меня, глаза чудовища светились, как горящие угли. Клянусь Богом, что это злой дух!

— Дядя, — сказал тихонько Ричард, — мать вод, как ее называют суеверные индейцы, это не что иное, как огромная змея — анаконда. Она-то, вероятно, и напугала Тома. А впрочем, я сейчас посмотрю сам.

Юноша бросился уже к тому месту, откуда прибежал Том, но индеец схватил его за руку.

— Умоляю вас, господин, не ходите туда. Оставайтесь здесь. Я же говорю вам, что это мать вод!

— Пустяки, Мунди! Это просто змея, называемая анаконда. Пусти, я взгляну на нее. Я прекрасно знаю этих водяных удавов, я их встречал сотни раз около островов в устье Амазонки. Я их вовсе не боюсь, они не ядовиты. Если только виденная вами змея не отличается исключительной величиной, то она, быть может, совершенно безопасна.

Подойдя к краю бревна, Ричард взглянул вниз, но тотчас же с криком бросился назад.

— Это действительно анаконда, — сказал он, — только необыкновенной величины. Я никогда такой не видел. Неудивительно, что Мунди принял ее за духа вод. Какое страшное чудовище!

— Что же нам теперь делать, Ричард? — спросил Ральф, видя, как испугался его двоюродный брат.

— Мне кажется, — сказал Ричард, подумав, — нам удастся убить ее, прежде чем она на нас нападет, только вот у нас нет оружия. Как быть, Мунди?

— Прежде всего будьте как можно тише! — прошептал индеец. — Может быть, чудовище не двинется с места и мне удастся убить его копьем. Но Боже мой! Вот оно направляется к нам! Теперь уже поздно.

Неудивительно, что это страшилище так испугало наших путешественников.

Тело его походило на огромное бревно; глаза светились каким-то зловещим огнем, а страшные челюсти и раздвоенный язык могли привести в ужас самого храброго человека. Вода струилась по его чешуйчатой голове; она была точно из стали и вся блестела на солнце.

Столпившись на противоположном конце бревна, путешественники стояли неподвижно и молча смотрели на страшное чудовище, которое как будто осматривалось и искало добычи. Впереди всех стоял индеец с копьем в руках, за ним следовал Ричард, вооруженный ножом Мундруку.

Но вот змея опустила голову и, казалось, намеревалась ползти за добычей; все бросились на самый край ствола. Теперь намерение змеи было ясно; она медленно подвигалась к людям, как будто уверенная в том, что они не уйдут от нее.

Путешественники смотрели то на змею, то на индейца. Они видели, что по мере того, как чудовище приближалось, мужество покидало индейца.