о тебе, — говорил он на ходу, отодвигая ветки другой рукой и уклоняясь от них.

— Думал, какими глазами будешь смотреть на меня? — Мила остановилась в окружении слив, как будто сливы могли быть ей поддержкой. Глядя в глаза, возмущённо воскликнула: — Ты поцеловал её!

Она пузырилась, как только что откупоренное тёплое шампанское. Хотелось отпить немного, порушить языком пузырьки, чувствуя колкое пощипывание. Невеста отпустила его.

— Ты опять подглядывала за мной? — в его строгом голосе прорывалось едва сдерживаемое весёлое изумление.

Он вытянул к ней руку и медленно потянул её к себе за лямку майки.

— Это ничего не значит, — уверил он. — Просто ты не слышала нашего разговора. Тогда бы это всё выглядело по-другому.

Он запустил пальцы обеих рук в Милины светлые волосы за ушами, а большие пальцы начали поглаживать виски.

— Я безразличен к Олесе.

— Но ты поцеловал её! — глаза Милы блестели от слёз.

— Больше этого никогда не повторится. Отчаяние заставило меня это сделать.

— Но почему? — не успокаивалась Мила.

— Представь, что мир никогда больше не увидит прекрасный цветок. Глупо было думать, будто мой вымученный поцелуй сможет его сохранить. Знаешь, что Олеся сказала мне сразу после этого? Вся деревня обсуждает мою любовь к тебе. Представляешь? Даже как-то неприлично.

Лицо Милы смягчилось, губы раскрылись — целуй, да и только! — но жених не мог сейчас поцеловать невесту. Он чувствовал себя нечистоплотным. Ему не мешало бы почистить зубы и прополоскать рот, прежде чем коснуться её губами. И потом, он понимал, всё же не очень приятно облизывать пепельницу. Он поднёс лицо ближе и горестно выплеснул из себя:

— Не смей ревновать! Не смей!

И прижал её голову к груди, взлохмачивая волосы. Она что-то пробурчала ему в грудь.

— Что?

— Нет, ничего, — она выпростала на него взгляд.

— Я думал о тебе. О том, как ты зажигаешь меня подобно драйвовой убойной музыке. Ты звучишь, а я слушаю и не могу не заводиться. Как же притягательно, как хорошо ты звучишь! Пойдём домой, жгучая песня моя!

И он повёл Милу, обняв рукой за талию, сквозь сад к дому. И она снова была родной и покорной, принадлежащей ему и царствующей над ним.

Навстречу вышла Галина Ивановна со словами:

— Ну, где вы все? Скоро Ванечка проснётся.

— Мы здесь, мам, — отозвалась Мила.

— Всё в порядке?

Пока невеста отвечала на расспросы матери, жених быстро проник в дом прямо к рукомойнику и схватился за зубную щётку и пасту. Женщины, войдя в дом, застали его с пенным ртом и торчащей из него зубной щёткой. Мила взглянула на него и принялась хохотать как сумасшедшая. Галине Ивановне оставалось только смотреть на них изумлённо.

XVI Белопесоцкий. Сентябрь 2002 года.

Если стать соколом с флага города Ступино и стать на крыло, можно с высоты птичьего полёта увидеть красоту земли в месте, где пролегло легким изгибом ложе реки Оки. Здесь когда-то заканчивалось княжество Московское. Отсюда, из-под земель будущего города Ступино, переправлял войско через реку Дмитрий Донской, когда вёл его на Куликово поле к знаменитой победе. Эти места знали Сергия Радонежского. Здесь заканчивались великолепные сосновые леса, а сейчас, приглядевшись, различаешь тоненькую верёвочку реки Кремница, которая протянулась несколько вдоль полноводной широкой Оки и чуть погодя впала в неё. Место это знаменито и белыми песками, залегавшими тут когда-то и оставшимися в названии посёлка Белопесоцкий. Их остатки ещё можно наблюдать на берегах одноимённого карьера, излюбленного места отдыха и купания у жителей окрестных селений. Так вот здесь предки решили заложить крепость для защиты московских рубежей, а Сергий Радонежский молвил, что быть здесь монастырю, а один из верных соратников Дмитрия Донского будущий Владимир Белопесоцкий, а пока в миру Василий, остался здесь и основал обитель чёрного воинства. После смерти прах его погребли на территории монастыря. На месте старых деревянных стен со временем выросли новые толстые каменные, оградившие кусок земли в форме трапеции. Самая длинная западная стена обращена к заливным лугам. Та, что состоит сплошь из составленных вместе построек, выходит окнами на берег Оки на юг. С востока монастырь встречает паломников самой древней на его территории надвратной Никольской церковью, служившей дозорной башней. Окрест расположились монастырские земли.

За более чем пятисотлетнюю историю в обители случались и чудеса, когда крестный ход с иконой «Утоли Моя Печали» остановил эпидемию холеры, и святотатства, ставшие отличительными чертами ХХ века. После революции пятьдесят монахов были расстреляны, а многие иконы и росписи были утрачены. В стенах Свято-Троицкого Белопесоцкого монастыря побывали и пионерлагерь, и стекольная мастерская и даже тюрьма для заключённых, возводивших железнодорожный мост через Оку в 1932 году. Последние и закоптили роспись Троицкого собора буржуйками. С 1933 года территорию забросили, оставив после себя кучи мусора, в них поселились новые жильцы — крысы.

Новая жизнь монастыря датируется 1988 годом, когда было решено на его месте создать культурно-исторический комплекс. Приехала группа реставраторов, начались восстановительные работы. После 1991 года планы поменялись. В 1993 году в обители появились насельницы — пять совсем ещё молодых монахинь, прибывших из Новоголутвинского монастыря, что в Коломне. Самой старшей сестре двадцать пять лет. Так мужской монастырь перевоплотился в женский и во всём почувствовалась заботливая женская рука. Прерванные в 1933 богослужения возобновились с 1992 года. С тех пор постепенно территория и постройки монастыря начали благоустраиваться усилиями строителей и прихожан.

Так уж случилось, что Белопесоцкий монастырь расположился примерно посередине пути из Спиридоновки в Москву, и именно его выбрала Олеся для ухода из мирской жизни. Жизнь в московских монастырях представлялась ей слишком многолюдной.

В сентябре Игорь Елохов вместо того, чтобы отправить дочь в последний, одиннадцатый, класс школы, привёз её с сумкой, скромно наполненной самым необходимым и несколькими тёплыми вещами, в Свято-Троицкий Белопесоцкий монастырь. Летом они уже наведывались сюда и получили благословение настоятельницы Марии. Итак, он доставил будущую послушницу.

Попрощавшись ласково с дочерью, Игорь Дмитриевич ещё долго сидел в машине под белой крепостной стеной монастыря, искал силы, чтобы уехать, и плакал. Тогда он ещё не знал, что слёзы его напрасны, что постриг ещё нужно заслужить долгим тяжёлым трудничеством и постоянной молитвой и никто не собирается