Испеку что-нибудь, – неестественно жизнерадостно пообещала девушка. – Можно потом будет передать… Ну, в смысле, вечером попробуешь – скажешь, – скомканно закончила она. Катя избегала напрямую заговаривать о плохом, будто слова способны были как-то навредить.

Лидия Николаевна казалась собственным призраком. Она, разумеется, по-прежнему пыталась снисходительно улыбаться и не показывать дурного самочувствия, но получалось слишком фальшиво. Сил у неё с каждым днём оставалось всё меньше.

– Я не вовремя? – напрямик спросил Яр, остановившись в дверях.

– Нет, юноша, заходите. Я всегда вам рада.

Наставница покосилась в сторону пластикового ведра, служившего вазой сразу нескольким пышным букетам. Наверное, разочарована, что ученик, как всегда, без подарка. Она так много внимания уделяла принятым в обществе условностям – говорила, что их соблюдение важно, чтобы никто не заподозрил Яра в излишнем невежестве… И она любит внимание, пусть ни за что в том не призналась бы. В следующий раз он принесёт хоть какой-нибудь цветок – на что хватит свободных денег.

– Как ваше самочувствие? – Яр устроился на стуле, который никто не трудился складывать. В гостях у Лидии Николаевны недостатка не было.

– Оставляет желать лучшего, – сдержанно отозвалась наставница. – Давайте поговорим о чём-нибудь более предметном. Как продвигается учёба?

Яр усмехнулся.

– Весьма бодро.

– Вы всё ещё не разочаровались? Прикладная математика далековата от ваших целей.

– Я так не думаю, – искренне ответил Яр. Впрочем, если бы он считал по-иному, сейчас сказал бы то же самое. – Математика – это способ мыслить. И у нас в расписании уйма других вещей. От физики до истории.

– Старая школа, – Лидия Николаевна довольно улыбнулась, словно это не она помогала ему с выбором. – Цените, юноша: нынче модно штамповать узколобых идиотов. Вы бы знали, как тяжело с ними потом… работать…

Она тяжело и хрипло выдохнула, опустила веки. Яр молчал, давая ей время справиться с приступом боли. Не пытался предлагать помощь: знал, каким будет ответ.

– Я рада, что вы… не бросаете, – проговорила наконец Лидия Николаевна. Голос её звучал тихо, надтреснуто и убийственно серьёзно. – Это… вселяет надежду.

На что?.. Впрочем, не так уж и важно. Об этом они поговорят как-нибудь потом, когда можно будет не бояться ненароком задеть чувства наставницы.

– И впредь не бросайте, – потребовала Свешникова. – Не хотите в исследователи – и не надо, только не сходите с пути… Не забывайте, кто вы, Яр. Ни на секунду не забывайте.

Он молча кивнул. Зачем она об этом? Разве он может забыть, даже если вдруг захочет?.. Лицо наставницы исказила гримаса боли, которую волшебница не сумела сдержать. Яр, повинуясь порыву, накрыл ладонью её руку, безвольно лежавшую поверх одеяла. Пальцы у Лидии Николаевны были холодные и сухие. Он едва ли не впервые вовсе касался её – если не считать злосчастного дня полторы недели тому назад.

– Не надо… Не трать силы… Это только во вред…

– Да, я помню. Я просто держу.

Руку она не отняла. Несколько долгих мгновений лежала недвижно, нарушая тишину лишь тихим прерывистым дыханием. Затем с видимым усилием повернула голову – так, чтобы ученик не мог избегать её взгляда. Улыбнулась.

– Ты умница, Яр. Драган… если бы дожил… гордился бы. И я… горжусь.

Слова давались ей с трудом. Яр, не любивший пустых похвал, начал было складывать в уме колкий ответ – и бросил. Наставница первая же всё это опровергнет, когда выздоровеет. Если выздоровеет.

– Спасибо, – просто сказал он. – За всё. Спасибо. Благодарствую.

– Это мне впору… вас благодарить. Тебя и Драгана, – Лидия Николаевна устало опустила веки. Заговорила она, лишь снова открыв глаза. – В некоторый момент… я уверилась, что… нечистой смерти могу не опасаться. Пусть это и не то… что могло бы быть, – она едва заметно качнула головой, словно останавливая саму себя. – Простите старуху… молодой человек. Долгое безделье… настраивает на сентиментальный лад…

– Вам почитать? – предложил Яр, сглаживая повисшую в воздухе неловкость.

Лидия Николаевна покосилась на заложенную посередине книгу и качнула головой.

– Нет, не надо. Лучше… расскажите, как там. На улице. В мире. У вас.

Яр послушно заговорил. Любая ерунда, от ремонта в метро до прогноза погоды, живо, неподдельно интересовала Лидию Николаевну – она больше не пыталась этого скрыть. Время шло; наставница говорила всё реже и всё короче, но не желала, чтобы Яр уходил. Он замечал это по затаённой опаске в её взгляде, по молчаливому беспокойству всякий раз, когда он пытался убрать руку с её ладони. Когда истекло отведённое для посещения время, в палату с намерением выгнать засидевшегося гостя заглянула санитарка. Лидия Николаевна ничего не сказала, но Яр отчётливо понял: уходить нельзя. Не сейчас.

– Позвольте мне остаться, – мягко сказал он, поймав усталый взгляд женщины. – Ненадолго. Я вам не помешаю.

Санитарка рассеянно кивнула и удалилась. Лидия Николаевна укоризненно качнула головой.

– Вам не следует…

– Я знаю. Больше не повторится.

Он почти не нарушил это обещание – пришлось всего разок отогнать вернувшуюся через час санитарку. В темноте за окном монотонно гудела пробудившаяся вьюга; её тоскливый вой и негромкий Яров голос – вот и всё, что нарушало густеющую тишину. В какой-то миг наставница прикрыла глаза. Потом, спустя полчаса или около того, из её пальцев пропало болезненное напряжение. Яр осторожно дотронулся до тонкого