Еще хуже было то, что Уте, не в силах исполнить свою угрозу целиком, все же могла влиять на свою близкую родню, включая пастора Берриша и его сестру Монику, которой — как мне по секрету сказал Джейми — было запрещено говорить и видеться с Джозефом.

— Пастор отослал ее к родственникам своей жены в Галифакс, — сказал он, грустно покачивая головой. — Чтобы забыла.

— Бог мой.

И никаких, даже малейших следов Манфреда. Джейми пытался узнать хоть что-то через все свои обычные каналы, но никто не видел его с тех пор, как он покинул Ридж. Я думала о нем — и молилась за него — каждый день, меня преследовали картины того, как он прячется в лесу совсем один, а смертоносные спирохеты размножаются у него в крови. Или, еще хуже, как он плывет в Вест-Индию на каком-нибудь корабле, утоляя свое горе в объятиях ничего не подозревающих портовых шлюх, которым он передаст свою безмолвную роковую инфекцию, а они, в свою очередь… Иногда передо мной представала кошмарная фантазия о свисающем с ветки в уединении леса гниющем теле, которое не оплакивает никто, кроме ворон, которые прилетают обгладывать его кости. И несмотря ни на что, я не могла найти в себе ненависти к Уте Макгилливрей, которую скорее всего посещают такие же видения.

Единственным светлым лучиком в этом темном царстве был Том Кристи, который, вопреки моим ожиданиям, позволил Мальве продолжать работать со мной в хирургической. Единственным его условием было предупреждать его заранее, если я захочу, чтобы Мальва снова помогла мне с эфиром.

— Вот. — Я сделала шаг в сторону, жестом приглашая ее взглянуть в окуляр микроскопа. — Видишь их?

Ее губы сжались в тихом восторге. Я потратила немало времени, чтобы подобрать комбинацию маркера и отраженного солнечного света, которая позволит увидеть спирохеты. К счастью, я преуспела. Они были нечеткими, но их можно было разглядеть, если знать, что искать. Несмотря на абсолютную уверенность в поставленном диагнозе, я вздохнула с облегчением, увидев их.

— О да! Крошечные спирали. Я их вижу! — Она посмотрела на меня, хлопая ресницами. — Вы правда считаете, что эти штучки заразили Манфреда сифилисом? — Она слишком уважала меня, чтобы открыто выразить скептицизм, но я видела его в ее глазах.

— Именно так. — Мне уже не раз приходилось объяснять микробную теорию болезней самым разным обитателям восемнадцатого века, в свете этого опыта я не ожидала легкой победы. В списке типичных реакций был отсутствующий взгляд, снисходительный смех или равнодушное фырканье.

От Мальвы я ожидала чего-то подобного в более деликатной и уважительной форме. Однако, к моему удивлению, она мгновенно уловила основной принцип — или, по крайней мере, сделала вид.

— Ну ладно, допустим. — Она положила обе руки на стол и снова посмотрела на спирохеты. — Значит, эти крошечные червяки вызывают сифилис. Но как? И почему те штуки из моих зубов, которые вы показывали, ничем меня не заразили?

Я, как могла, изложила ей теорию «хороших жучков» или «нейтральных жучков» и «плохих жучков». Это она вроде бы приняла благосклонно. Но идея о клетках и о том, что все тело состоит из них, заставила ее озадаченно вглядываться в собственную ладонь, пытаясь разглядеть отдельные клетки. Как бы там ни было, она приняла мои слова на веру и, сунув ладонь в карман передника, вернулась к своим вопросам.

— Эти жучки вызывают все болезни? А пенициллин — почему он убивает одних жучков и не действует на других? И как жучки переходят от одного человека к другому?

— Некоторые путешествуют по воздуху — вот почему тебе стоит избегать тех, кто кашляет или чихает рядом с тобой. Некоторые передвигаются по воде — поэтому нельзя пить из источников, которые могли использовать в качестве уборной. А некоторые… ну, другими способами.

Я не знала, насколько много ей известно о сексе. Она жила на ферме, поэтому знала, конечно, как спариваются свиньи, лошади и куры, но просвещать ее я не планировала, еще меньше мне бы хотелось, чтобы об этом узнал ее отец. Он скорее предпочтет эксперименты с эфиром подобным знаниям.

Девушка, естественно, зацепилась за мою уклончивость.

— Другие пути? Какие такие другие пути?

Внутренне обреченно вздохнув, я рассказала ей, как обстоит дело.

— Они делают что? — недоверчиво переспросила она. — Мужчины, я имею в виду. Как животные! Как женщины вообще позволяют мужчинам делать с собой такое?

— Ну, вообще-то они и есть животные, знаешь ли, — сказала я, сдерживая смех. — И женщины тоже. Что касается того, почему позволяют… — Я потерла нос, пытаясь правильно сформулировать причину. Но она уже двигалась дальше, сложив два и два у себя в голове.

— За деньги! — выпалила она с видом озарения. — Так поступают шлюхи! Они позволяют делать это с ними за деньги.

— В общем, да. Но обычные женщины, не шлюхи…

— Дети, да, вы говорили. — Она кивнула, но думала явно о другом: ее маленький гладкий лоб сморщился от напряжения.

— Сколько им платят? — спросила она. — Думаю, я бы попросила очень много, чтобы позволить мужчине…

— Я не знаю, — ответила я, несколько сбитая с толку. — Думаю, по-разному. Зависит от ситуации.

— От ситуации… О, вы имеете в виду, если он, например, уродлив, с него можно попросить больше? Или если она некрасивая… — Она бросила на меня быстрый любопытный взгляд. — Бобби Хиггинс рассказывал мне о шлюхе из Лондона, с которой был знаком, — ее лицо было изуродовано купоросным маслом. — Она посмотрела на шкаф, где я держала под замком серную кислоту, и ее худые плечики передернулись от отвращения.

— Да, он говорил мне о ней. Купоросное масло — это то, что мы называем каустическими жидкостями, оно сжигает. Вот почему…

Но мыслями Мальва уже вернулась к интересующей ее теме.

— Только представьте себе Манфреда Макгилливрея выделывающим такое! — Она выпучила на меня свои серые глаза. — Ну, или Бобби. Он ведь тоже, наверное… да?

— Есть основания думать, что солдаты склонны…

— Но Библия, — сказала она, задумчиво косясь куда-то в сторону. — Там говорится, что нельзя блудить с идолами. Это значит, что мужчины совали свои пенисы в… Думаете, идолы выглядели как женщины?

— Нет, я уверена, что тут имелось в виду нечто иное, — поспешно ответила я. — Это, знаешь, больше метафора. Эээ… Вроде как страстно желать чего-то… Думаю, это не значит…

— Страстно желать, — задумчиво повторила она. — Это значит хотеть чего-то плохого, греховного, ведь так?

— Ну да, почти. — Меня обдавало волнами жара по всему телу. Мне срочно нужен был свежий воздух, или я покраснею как помидор и покроюсь нервной испариной. Я поднялась, чтобы выйти, но почувствовала,