Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он посмотрел на меня с некоторым раздражением.
— Ты ничегошеньки не понимаешь, да? — спросил он, эхом повторяя мои собственные мысли.
— Именно это я хотела сказать про тебя, — отозвалась я, отвечая ему взглядом на взгляд. Он не отвел глаза, продолжая смотреть на меня, и его лицо медленно начало кривиться от усмешки.
— Значит, все иначе? — спросил он. — В твоем мире. — Прозвучавшей в его фразе резкости было достаточно, чтобы напомнить мне, что мы не в моем мире и вряд ли когда-то в нем окажемся. У меня по коже пробежал мороз, светлые волоски на руке встали дыбом.
— Значит, в твое время мужчины не бьют женщин? Даже если на то есть причина?
И что я должна была на это ответить? Я не могла солгать, даже если бы захотела, — он слишком хорошо знал, что мое лицо выдает меня с головой.
— Некоторые бьют, — признала я. — Но это не одно и то же. Там, то есть в том времени, мужчина, бьющий женщину, преступник. Но, — добавила я справедливости ради, — мужчины, которые бьют жен, обычно работают кулаками.
Его лицо исказила гримаса отвращения, смешанного с удивлением.
— Какой мужчина способен на такое?
— Плохой мужчина.
— Надо думать, саксоночка. И ты не видишь разницы? — спросил он. — Для тебя это было бы одно и то же, если бы я разбил тебе лицо, вместо того чтобы пару раз врезать ремнем по заднице.
К моим щекам резко прилила кровь. Однажды он поднял на меня руку, и я этого не забыла. Тогда мне хотелось его убить, да и воспоминания не будили во мне нежности. В то же время мне, конечно, хватало ума не приравнивать его действия к современному мне домашнему насилию.
Джейми посмотрел на меня, приподняв одну бровь, и вдруг понял, о чем я думаю, его рот растянулся в улыбке.
— О, — сказал он.
— Именно так, «О», — резко отозвалась я. Мне удалось выбросить этот унизительный эпизод из головы, и воспоминания, мягко говоря, не приносили мне радости.
Джейми, напротив, явно наслаждался, вспоминая. Он разглядывал меня в совершенно недопустимой манере, по-прежнему довольно ухмыляясь.
— Боже, ты вопила, как банши.
В этот момент я отчетливо ощутила, как у меня в висках застучала кровь.
— У меня, черт побери, была на то причина!
— О да, — сказал Джейми, и ухмылка стала шире. — Была. Но ты сама виновата, — добавил он.
— Сама в…
— Это правда, — сказал он твердо.
— Ты извинился! — выпалила я, совершенно выходя из себя. — Ты знаешь сам, что извинился!
— Нет, не извинился. И все случилось по твоей вине, — сказал он, совершенно игнорируя всякую логику. — Тебе бы досталось куда меньше, если бы ты послушалась меня с самого начала, когда я сказал тебе встать на колени и…
— Послушалась тебя! Думаешь, я бы просто безропотно покорилась тебе и позволила…
— Я никогда не видел, чтобы ты делала что-то покорно и безропотно, саксоночка. — Он взял меня за руку, чтобы помочь перейти через перелаз, но я вырвалась, пыхтя от негодования.
— Проклятый шотландский варвар! — Я бросила улей на землю у его ног, подхватила юбки и стала перебираться самостоятельно.
— Ну, я ведь больше этого не делал, — возразил он у меня за спиной. — Я пообещал, верно?
Я развернулась на другой стороне и недобро уставилась на него.
— Только потому, что я пригрозила вырезать тебе сердце, если попытаешься!
— Ну, пусть так. Я ведь мог повторить, и ты это прекрасно знаешь, саксоночка. Да? — Он перестал ухмыляться, но в глазах блестело веселье.
Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь одновременно взять под контроль свою злость и придумать уничтожающий ответ. Но стратегия провалилась, поэтому я коротко и с достоинством фыркнула ему в лицо и развернулась на каблуках.
Я слышала, как шуршал его килт, когда он наклонился поднять улей, потом перепрыгнул через перелаз и пошел следом, нагнав меня через пару шагов. Я не смотрела на него, мои щеки по-прежнему пылали.
Меня выводило из себя то, что я действительно прекрасно знала, что ему ничто не мешало повторить. Я отлично все помнила. Он воспользовался своей портупеей так, что я несколько дней не могла нормально сидеть; и если он решит сделать это снова, то вряд ли его что-то сможет остановить. Мне удавалось по большей части игнорировать тот факт, что я официально являлась его собственностью. Однако эта моя способность не отменяла факта, что он мной владеет, — и он это знал.
— Как насчет Брианны? — требовательно вопросила я. — Ты бы считал так же, если бы Роджер внезапно решил выпороть ремнем твою дочь?
Эта идея показалась ему забавной.
— Думаю, он попал бы в дьявольскую заварушку, если бы такое взбрело ему в голову, — ответил он. — Она смелая девчушка, а? И я боюсь, она унаследовала твои представления о кротости и послушании. Но знаешь, — добавил он, перебрасывая веревку с ульем через плечо, — невозможно ведь угадать, что происходит между супругами. Может, ей понравилось бы, если бы он попытался.
— Понравилось?! — Я ошеломленно вытаращила на него глаза. — Как ты можешь думать, что женщины вообще могут…
— О, да? Как насчет моей сестры?
Я остановилась посреди тропы как вкопанная, глядя на него.
— Что насчет твоей сестры? Ты же не хочешь мне сказать…
— Хочу. — Лукавые искры снова заблестели у него в глазах, но он, кажется, не шутил.
— Йен бьет ее?
— Я бы предпочел, чтобы ты перестала это так называть, — мягко сказал он. — Звучит так, будто Йен бросается на нее с кулаками и оставляет синяки на лице. Я хорошенько тебя выпорол, но кровь не пускал, ради всего святого. — Его глаза ненадолго задержались на моем лице; все уже зажило, по крайней мере внешне; только крошечный шрам поперек брови слева — незаметный, если не присматриваться и не раздвигать волоски. — И Йен бы не стал.
Это меня совершенно ошеломило. Мне довелось несколько месяцев прожить в непосредственной близости от Йена и Дженни Мюррей, и я ни разу не видела, чтобы Йен вел себя несдержанно. К тому же было очень сложно представить, чтобы кто-то пытался проделать такое с Дженни Мюррей, которая — если это вообще возможно — обладала еще более сильным характером, чем ее брат.
— Так что он сделал? И почему?
— Ну, он только доставал свой ремень время от времени, — ответил он. — И только тогда, когда она давала ему повод.
Я глубоко вздохнула.
— Давала ему повод? — спросила я довольно спокойно для