Видимо, отрезвленные досадным упущением, французы обратили взоры на юг. В 1679 году Рене-Робер Кавелье де Ла Саль задался целью пройти водным путем в Азию через весь американский континент. Отплыв на первом корабле, построенном на Великих озерах, к заливу Грин-Бей на озере Мичиган, Ла Саль вместе с иезуитом-миссионером отцом Луи Энпеном и несколькими другими спустились по рекам Иллинойс и Миссисипи. Достигнув дельты в 1682 году, Ла Саль объявил французскими владениями «земли Луизианы, близ трех устьев реки Кольбер [Миссисипи], на Мексиканском заливе».[1375] Жан-Батист Ле Мон де Бенвиль, основав города Билокси в Миссисипи и Мобил в Алабаме, перенес столицу Луизианы в Новый Орлеан, на девяносто миль вверх по Миссисипи от залива. Сообщение между новым портом и иллинойскими землями было затруднено. Поначалу французы пользовались индейскими плавательными средствами — берестяными пирогами, долбленками и каноэ из буйволиной шкуры, которые назывались «бычьи лодки», — но вскоре начали делать bateaux plats, плоскодонки с заостренной кормой и носом, и radeaux, плоскодонки прямоугольной формы, которые приводились в движение веслами (байдарочными или обычными), шестом (при низкой воде) или буксировкой. Двенадцать сотен миль вверх по течению от Нового Орлеана до Иллинойса плоскодонка шла три-четыре месяца, в зависимости от размеров команды; на судно в 40–50 тонн обычно набирали около двадцати человек.[1376] Вниз по течению то же расстояние покрывали за две-три недели. Эти сроки оставались нормой до начала эпохи пароходов в XIX веке.

Сообщение между бассейнами верховьев Миссисипи и рекой Святого Лаврентия было проще, и до французских колоний в Северной Америке предполагалось добираться либо через Монреаль, либо через Новый Орлеан. Но, к сожалению, эти два перевалочных пункта разделяло три тысячи миль, занятых испанской Флоридой и быстро растущими английскими колониями. Представление англичан о том, зачем нужны заморские колонии, разительно отличалось от французского. Запрещать изгоям покидать пределы страны они даже и не думали, напротив, только поощряли миграцию за море религиозных диссидентов, бедняков, недовольных и преступников. Размышляя о возможностях, доступных колониям в 1576 году, сэр Хамфри Гилберт писал: «Можно также населить часть этих земель и отправить туда тех убогих наших подданных, которые сейчас мутят воду и которых нужда толкает на вопиющие бесчинства, не дающие простаивать нашим виселицам».[1377] Иными словами, Северная Америка виделась Англии колонией исправительной.

Единокровный брат Гилберта сэр Уолтер Рэли предпринял две попытки основать колонии в Северной Каролине и оба раза потерпел неудачу. Двадцать лет спустя, в 1607 году, Виргинская компания отправила на запад два отряда колонизаторов. Один перезимовал на реке Кеннебек в Мэне, но затем ушел, постановив, что «полезных залежей здесь нет, и надежды, стало быть, тоже», а также «опасаясь, что все следующие зимы окажутся такими же».[1378] Несколькими месяцами ранее приплывшие на трех судах колонисты основали первое постоянное английское поселение в Северной Америке — Джеймстаун на реке Джеймс выше Чесапикского залива. Первые годы существования колонии были отмечены неустроенностью и болезнями — гиблый чесапикский климат косил поселенцев быстрее, чем прибывало пополнение. С 1618 по 1622 год до Джеймстауна добралось тридцать пять с лишним тысяч колонистов, но за последующие годы население сократилось больше чем вдвое. Джеймстаун выжил лишь благодаря отчаянному упорству инвесторов компании и готовности молодых мужчин (в основном) рвать жилы ради тех возможностей, которые открывала перед ними Америка.[1379] Первых рабов привезли в 1619 году на английском судне, отбившем их у португальского работорговца.[1380] Население Виргинии начало расти только в 1620-х годах, и поселенцы наладили оживленное каботажное сообщение с голландским Новым Амстердамом и английскими Плимутом и Бостоном.

Самые многообещающие результаты освоения земель, которые сейчас относятся к северо-востоку Соединенных Штатов, принесла экспедиция Генри Хадсона — англичанина, которого ОИК наняла искать Северо-Восточный проход на Восток в 1609 году. Дополнительный пункт договора запрещал Хадсону «искать иного пути или прохода кроме пути через север или северо-восток, выше Новой Земли».[1381] Однако в мае 1609 года, через две недели после входа в Баренцево море — названное в честь Виллема Баренца, голландского исследователя, который побывал там в 1590-х, тоже ища Северо-Восточный проход, — Хадсон повернул назад и двинулся на запад через Атлантику. Пройдя вдоль побережья между Мэном и Чесапиком, он вошел в Нью-Йоркскую гавань и поднялся на 125 миль по реке, носящей теперь его имя (Гудзон), к нынешнему Олбани. По пути обратно в Нидерланды Хадсон высадился в английском Дартмуте, тем самым наведя некоторых на подозрения, что экспедицию финансировали англичане. (Свое следующее и последнее плавание, в поисках Северо-Западного прохода, он совершал на английском корабле. После суровой зимовки в Гудзонском заливе взбунтовавшаяся команда посадила его и еще восемь человек в шлюпку и пустила в открытое море; больше их никто не видел). Под впечатлением от результатов первого плавания Хадсона голландцы основали на Гудзоне фактории — в Олбани (1614) и на Манхэттене (1624), который стал колонией Нового Амстердама.

У англичан, между тем, не остывал интерес к Северной Виргинии, подстегнутый Джоном Смитом, который выпустил «Описание Новой Англии» (1614), чтобы привлечь потенциальных поселенцев. «Из всех четырех частей света, которые мне довелось видеть незаселенными, — писал ветеран европейских войн и средиземноморской торговли, побывавший в турецком рабстве и возглавивший основание Джеймстауна, — будь у меня средства основать колонию, я основал бы ее здесь, и нигде более».[1382] Одна из немногих английских книг, восхвалявших переселение за океан, она стала путеводной звездой для «пилигримов», основавших первое постоянное английское поселение в Плимуте на Массачусетском заливе. Единственный корабль пилигримов, «Мэйфлауэр», принявший на борт 102 человека, совершил на редкость спокойное по тем временам плавание через Атлантику. За десять недель в море умер лишь один пассажир — и один ребенок появился на свет. Однако к суровой зиме сошедшие на берег не были готовы, и до весны дожила лишь половина. Будущее оставшихся было бы незавидным, если бы не помощь индейца Тисквонтума (или Сквонто), судьба которого дает нам возможность взглянуть на крепнущие трансатлантические связи начала XVII века глазами жителя Нового Света.[1383] В 1614 году Тисквонтум был захвачен в плен англичанами-работорговцами, попал в Испанию и откуда бежал в Англию. Несколько лет спустя его взяли в плавание к Ньюфаундленду, и уже оттуда в 1619 году он пробрался обратно на Кейп-Код и обнаружил, что его родное селение целиком погибло от эпидемии. То была северная волна инфекционных заболеваний, косивших коренное население испанской Америки и опустошавших побережье, которое затем с энтузиазмом осваивали английские колонисты. К пилигримам Тисквонтума отправил вождь соседнего племени как владеющего английским языком, и он многому научил поселенцев, но даже после его уроков в Плимутской колонии через десять лет насчитывалось лишь три сотни человек.