В первые два десятилетия XVII века применения для флота практически не находилось. В 1604 году Испания заключила мир с королем Англии Яковом I, а пять лет спустя добилась перемирия с голландцами. Относительное затишье прервала Тридцатилетняя война, начавшаяся в 1618 году из-за конфликта императора Священной Римской империи с протестантским королем Богемии и раздутая три года спустя обострением отношений между Испанией и Нидерландской республикой. Возобновление войны послужило началом нового витка военно-морского соперничества, которое будет длиться почти безостановочно независимо от войны и мира до самого XX века. Тридцатилетняя война и Нидерландская революция бушевали порознь, но главный министр Филиппа IV граф-герцог де Оливарес пытался связать их воедино — прежде всего, чтобы вырвать из рук голландцев испанские торговые пути на Балтике.[1394] Обеспечение доступа к шкиперскому имуществу и зерну требовалось, главным образом, для военно-стратегических целей, тогда как узурпация торговли должна была перекрыть голландцам приток прибылей.

По расчету де Оливареса, выступив единым фронтом, габсбургская Испания и Австрия вместе с Речью Посполитой (врагом Швеции, поддерживавшей голландцев) должны были окружить Францию, которая, несмотря на католичество, союзничала с Нидерландской республикой. Оливарес рассчитывал в том числе и на созданную испанцами Фламандскую армаду, состоявшую в 1621 году из десятка фрегатов, которые базировались в Дюнкерке и могли перехватывать каперов, нападавших на французские, голландские и английские суда.[1395] Фрегаты эти, разработанные кораблестроителями Испанских Нидерландов, представляли собой относительно небольшие, но быстрые трехмачтовые боевые корабли, идеально подходящие для разведки, эскортирования транспортов и рейдерских действий. Впечатленный успехами испанского флота в первой половине десятилетия, Филипп IV писал 1625 году губернатору Испанских Нидерландов: «…отныне и впредь сухопутная война сведется к обороне… В Мардейке [близ Дюнкерка] построим флот из пятидесяти боевых кораблей».[1396] Эти планы оказались неосуществимыми, но королевские фрегаты и каперы десятками топили голландские рыболовные суда и их эскорт, настигая их даже у шетландских и исландских берегов. В административной области тоже происходили изменения: в 1623 году испанцы учредили Северное Адмиралтейство, ведавшее сообщением между Испанией и Фландрией;[1397] вынуждали нейтральные суда заходить в Дюнкерк для инспекторской проверки на предмет контрабанды и ввели целый ряд протекционистских мер, включавших сорокапроцентную пошлину на французский экспорт в Испанию.[1398] (Испанцы, торговавшие во Франции, платили 2,5 процента.) Однако в конце концов Оливаресу пришлось отказаться от планов монополизировать Балтику — все его внимание занимал теперь конфликт с Францией и последствия захвата Питом Хайном серебряного флота на Кубе.

Французский противник Оливареса кардинал Ришелье, главный министр Людовика XIII, был в равной степени озабочен владычеством голландцев и англичан на французских торговых путях, мусульманских и христианских корсаров в Средиземноморье, растущими морскими аппетитами Испании и угрозой со стороны непокорных гугенотов в Ла-Рошели, одном из самых развитых французских портов. Проблемы усугубились с обострением вражды между Испанией и Нидерландами (которая ставила под удар французскую торговлю, несмотря на появляющуюся у французских коммерсантов возможность воспользоваться испанским эмбарго на голландские поставки) и угрозой морской войны с гугенотами и Англией. В 1621 году гугентоты основали собственное адмиралтейство и за последующие четыре года атаковали ряд французских портов. Надеясь ослабить поддержку гугенотов со стороны англичан, Людовик XIII устроил брак своей сестры Марии Генриетты с Карлом I. Однако англичан слишком страшила перспектива возрождения французского морского могущества, и личный союз Стюартов и Бурбонов не помешал им в 1627 году захватить Иль-де-Ре, расположенный в непосредственной близости от Ла-Рошели. Французы выбили их оттуда, и хотя на следующий год англичане повторили попытку, их присутствие ни на что не повлияло — взятие Ла-Рошели после четырнадцатимесячной осады положило конец французским религиозным войнам.[1399]

Гугенотам играло на руку отсутствие у Франции государственного флота — несмотря на идущие с XVI века реформы.[1400] Более того, адмиралу Франции подчинялись Пикардия и Нормандия на Ла-Манше, а также Пуату и Сентонж на Бискайском заливе, но Бретань, Прованс и Гиень держали собственные флотилии и придерживались разных подходов к морскому праву. В результате французская корона не могла собрать средства для создания государственного флота или даже перебрасывать флотилии из одной провинции в другую. За год до осады Ла-Рошели Ришелье упразднил звание адмирала Франции и начал строить флот практически с ноля — сорок боевых кораблей, тридцать галер и десять галеонов, «настоящих морских крепостей».[1401] Кроме того, он попытался модернизировать французские порты для нужд флота, но его планам препятствовали неблагоприятные природные условия, равнодушие и открытое сопротивление. Тем не менее к моменту заключения официального союза с голландцами против Испании в 1635 году флот был создан и год спустя нанес испанцам значительный урон — семнадцать галер и кораблей и 4000 жизней — в сражении при Гетарии в Бискайском заливе.[1402]

«Какой позор видеть, что нашего короля, величайшего из христианских правителей, превосходят в морской мощи даже мелкие князьки», — с полным на то правом сокрушался Ришелье.[1403] Однако не более высокого мнения были о своем флоте и многие англичане. «Такого дрянного, жалкого флота на морях еще не видывали, — писал современник. — Неприятель поднимет нас на смех».[1404] В надежде восстановить престиж флота, пошатнувшийся со времен Елизаветы I и Дрейка, Карл I задался целью утвердить заново старинное — пусть и умозрительное — право Англии на воды, омывающие Британские острова, построив соответствующий этим притязаниям флот и выпустив наконец в свет трактат Джона Селдена «О суверенитете, или Владение морем». После роспуска парламента в 1629 году Карл собирал средства на строительство флота не за счет прямых налогов, которые поступали бы в казначейство и находились в ведении парламента, а с помощью векселей — так называемых «корабельных денег», — погашаемых как наличными, так и натурой.[1405] За шесть лет этот метод принес свыше 800 000 фунтов, и располагающий теперь финансами Карл сообщил кораблестроителю Финеасу Петту о своем «монаршем решении построить большой новый корабль».[1406] Скептики предупреждали, что «не в силах человеческих создать пригодный для службы корабль с тремя батарейными палубами»,[1407] но ни Карла, ни сына Петта, Питера, который в итоге и конструировал этот корабль, им разубедить не удалось. Обошедшийся в 65 586 фунтов (стоимость десяти сорокапушечных кораблей), «Повелитель морей», как подсказывало название, был орудием не только войны, но и пропаганды. В брошюре, посвященной, главным образом, «декоративному убранству, которое украшает корабль… резьбе, фигурам и изречениями над ними»,[1408] драматург и эссеист Томас Хейвуд вкратце описывает и вооружение корабля: