Помимо усталости и желания спать, Анне докучал убийственный запах, специфичный и одинаковый для помещений подобного рода. Это была настоящая вонь, в которой смешивались запахи пота, запекшейся крови, бензина, химикатов, прелого тряпья и бог знает чего еще.

По истечении нескольких часов ее движения сделались более экономичными и достигли автоматизма. Пришло время поразмыслить над тем, на что, как правило, его не хватало.

Кровавые буквы «Г» и «У»… В какой момент истекающая кровью Панина вывела их на полу? Когда ползла к двери или раньше? Скорее всего, она уже понимала, что умирает, и хотела выдать имя убийцы, но кровавая весточка пришла с опозданием, и это все осложнило.

А что, если Анна ошиблась и это никакие не буквы? Но ведь и Павел Платонов их тоже разглядел. И даже если это случайные штрихи, оставленные рукой умиравшей Паниной, не принимать их во внимание было бы неразумно.

Рассказ Савельевой многое изменил в расстановке следственных приоритетов. На первый план вышел Гуляев, нелюбимый любовник Паниной, в котором она не слишком нуждалась, но почему-то не отпускала. Панина могла обидеть Гуляева, да так, что он захотел ее убить? Конечно, могла. Но Стерхова опасалась, что, отправившись в путь по одной дороге, она никуда не придет. Ей, как богатырю в старинной былине, была необходима развилка из трех дорог. Требовалось мысленно «повертеть» это дело и рассмотреть его со всех возможных сторон.

Анне и в самом деле было о чем подумать. В разговоре следователь Усков упомянул о коротком звонке на домашний телефон Паниной. Что это было? Желание выяснить, дома ли она? С тем же успехом убийца мог заглянуть в окно. Дом Паниной не огорожен, и шторы в ее спальне, как обозначено в протоколе, были раздернуты.

И тут Анна вспомнила свой жуткий сон – мужчину, глядящего на нее из темноты через оконное стекло. Ей сделалось так жутко, что звонок собственного телефона заставил ее вздрогнуть.

– Не поздно? – спросила мать.

– Еще не ложилась.

– Как твоя книга? Продвигается?

– Мне не до нее, – ответила Анна, сдерживая испуганное дыхание.

– С чего ты вдруг запыхалась?

– Я здесь одна, а ты испугала меня звонком.

– На работе? – заботливый тон матери сменился на обличающий. – Что за дикость?! Уже половина двенадцатого!

Анна взглянула на часы и постаралась свернуть разговор:

– Мне нужно работать, мама. Лучше я тебе завтра перезвоню.

– Пообещай! – попросила мать.

– Обещаю.

– Ну вот, опять буду волноваться. Теперь не засну…

– Спокойной ночи.

Закончив разговор, Анна посмотрела на свои грязные руки, оглядела одежду и пообещала себе:

– Завтра же куплю комбинезон и защитную маску.

– Вы все еще здесь? – Кладовщик в звании лейтенанта юстиции удивленно замер в дверях.

Анна открыла глаза, подняла голову и сообразила, что спит за его столом.

– Сколько сейчас времени? – Она взяла свой мобильник, и он ожил в ее руках. – Слушаю, Платонов. Сколько сейчас времени?

– Начало девятого.

– Утра?

– А вы посмотрите в окно, уже рассвело.

– Здесь нет окон. – Анна поднялась со стула, уступая место кладовщику.

– Вы в архиве? – догадался Платонов. – Ждите, сейчас к вам придут.

– Кто? – поинтересовалась она, но Павел уже отключился.

– Нашли, что искали? – бодро осведомился кладовщик. Было очевидно, что он не считает себя виновным в пропаже улик.

– Нет, не нашла, – ответила Анна. – У вас тут никакого порядка. Черт ногу сломит.

– Да бросьте. У нас не хуже и не лучше, чем у других. – Он дружелюбно улыбнулся. – Чего вы хотите? На полках роются оперативники, следователи и бог знает кто еще. Возьмут коробку, а на место поставить недосуг. Не убивать же их за это.

– Убивать, – мрачно проронила она. – Вам деньги за это платят.

Кладовщик сразу растерял весь свой задор.

– Со всеми не навоюешься…

– Ваша безалаберность препятствует следствию.

– Всю ночь здесь работали? – он сменил тему.

– Десять часов.

– Много успели?

– Шесть стеллажей.

Кладовщик присвистнул.

– Придется вам у нас задержаться. Искать с такой скоростью – как раз до лета уложитесь.

– Анна Сергеевна! Вы здесь?! – В хранилище вошел криминалист Бернарделли, за ним появился маленький живой человек. – А мы с Геннадием Ивановичем вас заждались.

– В кабинете? Можем туда вернуться. – Прежде чем выйти, Анна сказала кладовщику: – Не вздумайте искать улики по делу Паниной. Вы всё только испортите. Я вам не доверяю.

Тот дернулся, но предпочел промолчать.

Когда они пришли в кабинет Стерховой, Иван Лукич Бернарделли отставил руку и широко обернулся:

– Знакомьтесь, Анна Сергеевна, тот самый специалист-гипнолог, про которого я вам говорил. Вы тут договаривайтесь, а я удаляюсь.

– Подождите! – воскликнула Анна. – Что с отчетом по экспертизе?

– Дело Макаровой? Еще работаем! – Бернарделли вышел за дверь.

Человек, которого он привел, выступил вперед и представился:

– Кориков Геннадий Иванович, врач-гипнотерапевт с тридцатилетним стажем. С недавних пор имею частную практику.

Анна взыскательно оглядела его с ног до головы. Низкорослая фигура, узкие плечи, мелкое, невыразительное лицо, крашеные волосы с отросшими седыми корнями.

– Очень приятно, – проговорила она, хоть это было неправдой. – Присаживайтесь. Владеете техникой гипнорепродукции?

Кориков оживился:

– И здесь вы попали в точку. Специализируюсь на регрессиях прошлой жизни. Восстанавливаю провалы в памяти, после чего интегрирую воспоминания пациента в его жизнь.

– Что это значит?

– Это когда вы погружаете человека в различные временные периоды его жизни, чтобы найти ответы на вопросы и решить психологические проблемы.

– Я насчет интеграции.

– Простите?.. – Он, не разобрав ее слов, выставил ухо.

– Вы сказали, что интегрируете забытые воспоминания пациента в его жизнь, – повторила Анна и поинтересовалась: – Зачем?

– Пациент должен знать, что с ним случилось на самом деле, и перестать бояться. Это – важнейшая часть терапии. Многие гипнотерапевты этого не делают, а просто оставляют человека наедине с его страхами.

– В нашем случае у вас будут другие задачи. Пациентка должна вспомнить внешность преступника.