возможно, и по возвращении из армии долго не обращал бы на нее внимания, хотя Галя к тому времени стала взрослой девушкой, училась в десятом классе и по старым обычаям могла считаться невестой.

Однажды, с год назад, по весне, он с баяном на плече зашел за Васей. Дома была одна Галя. Илья остановился у порога, не снимая кепки.

— Здравствуйте! Васи нет?

Галя сидела на лавке у окна, читала книгу.

— Бредень чинит во дворе, — ответила она, мельком взглянув на него, и снова уставилась в книгу.

Илья снял кепку, неторопливо протопал шагреневыми, до блеска начищенными сапогами к окну, сел почти рядом.

— Я вам не помешаю?

В селе был обычай обращаться к девушке на «вы», если с ней не гуляешь. Галя ничего не ответила и продолжала читать.

— Извиняюсь, наверно, интересный роман? — с подчеркнутой вежливостью проговорил Крутояров.

Девушка молча показала переплет книги: «Физика».

— А-а! — понимающе кивнул Илья. — Готовимся к экзаменам!

Девушка тоже кивнула. Немного погодя спросила:

— Позвать Васю?

— Не надо! — отрывисто сказал Илья. — Сам схожу. Разрешите закурить?

— Курите, пожалуйста! — еле слышно разрешила Галя и опять — в книгу.

Илья был видным парнем на селе. Выше среднего роста, красивый и характером веселый. Баянист. Песенник. Работяга. На него, на его свежее загорелое лицо с небольшим прямым носом и по-детски пухловатыми губами заглядывались и девушки и молодки, нередко сами затрагивали, набиваясь на душевную беседу, а эта сидит с книжкой, смотреть на него не желает, и слова из нее не вытянешь!

Закурив, резко поднялся, вскинул на плечо ремень баяна.

— Бывайте здоровеньки! — Губы парня дернула насмешливая кривая улыбка. — Грызите гранит науки! Полезная пища!

Галя непонимающе, как ему показалось, посмотрела на него, вяло отозвалась:

— До свидания.

И больше ни слова.

Илья остановился посреди избы, молча посмотрел на девушку. Черная как смоль коса толстой плетью лежала на плече. Волосы расчесаны на прямой пробор, светлевший тонкой ниткой. Сарафан с плечиками, белая с мелкими красными цветочками блузка. «Фу-ты ну-ты! Барышня-крестьянка!»

Подмывало отчитать ее:

«Слушайте, вы, десятиклассница! Что вы из себя корчите? Чему вас учат в школе? Надо же быть гостеприимной и вежливой с другом вашего брата!»

Сдержался.

Когда шли с Васей по улице, Илья угрюмо сказал:

— Ох и воображение у твоей сестренки!

— То есть?

— Деловая! Сидит, в книжку уткнулась и ничего и никого не видит и не слышит. Насилу добился, где ты, — приврал он ради усиления картины.

Вася остановил Илью, смерил презрительным взглядом.

— Сапог! Валяный неуклюжий сапог! — насмешливо сказал он. — Ты же ей нравишься… Девушку понимать надо! И чувствовать!

И пошел дальше.

— Ты что? Смеяться надо мной? Она в упор меня не видит.

— Не пыли и не фырчи! — примирительно сказал Вася. — Не шутя говорю. Давно подметил и… от Веры знаю… Думал — догадаешься. А ты… ты, оказывается, даже не сапог, а обыкновенное бревно! Бесчувственное бревно.

— Морочишь ты мне голову, — растерялся Илья. Однако стал внимательней присматриваться к девушке.

И вскоре убедился, что Вася прав. Не раз Илья ловил на себе пристальный взгляд Гали. Тогда и у него появилось желание видеть ее. Он зачастил к Половневым по делу и без дела.

Недели через три после того случая Илья и Галя ходили вместе в хоровод. И он уже твердо знал, что лучше Гали для него девушки во всей Даниловке нет и быть не может. Однако до сих пор ни ей, ни кому другому об этом не говорил. Больше года он гуляет с ней. Собирался осенью сделать предложение. И вдруг как обухом по голове: Андрюха Травушкин посылает сватов к Половневым.

5

Когда Галя покинула хоровод, Илья сразу встал и понес баян домой. На свидание можно бы пойти с баяном, но надо было как-нибудь отвязаться от Огонькова.

Шли молча. Илья шагал широко и споро. Огоньков едва поспевал за ним, сильно припадая на левую ногу, стараясь не отстать.

— Пора бы тебе домой, — раздраженно проворчал вдруг Илья. — Что ты сегодня прилепился ко мне как банный лист?

— По долгу бригадира! — игриво ответил Огоньков. — Обязан проводить лучшего стахановца полей колхоза «Светлый путь»!

— Ну и брехло ты, Федька! Впрочем, леший с тобой. Провожай на здоровье, все веселей, чем одному. В одиночестве и пенек дорог.

Ему хотелось погасить подозрения и догадки Огонькова о свидании с Галей. «Домой, домой иду, мол, а ты понапрасну ноги бьешь».

Но Огоньков торопливо продолжал хромать рядом как ни в чем не бывало.

— Вот я же и говорю… Парень ты компанейский… И мне с тобой очень радостно и приятно лишний часок провести. Люблю я тебя больше всех остальных в нашей бригаде. А ты почему-то не веришь, хочешь все время отбояриться от меня.

— Мели-мели, Емеля, твоя неделя! — отозвался Илья, с отчаянием подумав: «Нет, от этого черта хромого подобру не отделаешься!»

Возле своего амбарчика, стоявшего рядом с избой, Илья остановился. Ему не хотелось беспокоить родителей, они, конечно, уже спали, и он, решив оставить баян в амбаре, протянул руку бригадиру:

— До завтра! — И зевнул во весь рот. — Ох и спать охота!

— Эк тебя разморило! В амбаре будешь спать? — Огоньков сдавил ему пальцы, но уходить не спешил. — Может, и мне с тобой?

— Да где же? — растерянно пробормотал Илья. — Коечка узенькая, а пол земляной, и постелить нечего.

— Жаль! — насмешливо сказал Огоньков. — А покурить есть?

— Все покурили! — Илья похлопал себя по карманам, в голосе прозвучало неподдельное сожаление, хотя при нем было еще с десяток папирос — Ну, пока! Пойду я! Спокойной ночи!

Подошел к амбару, открыл дверь и, пригнувшись, шагнул в темноту с баяном на плече.

«Придется прилечь, иначе от него не отлепишься!»

Только он так подумал, гулко грохнула дверь, тоненько, жалобно звякнула наружная задвижка.

— Брось баловать! — крикнул Илья.

Вкрадчиво-ласковым голосом Огоньков негромко пояснил:

— Так тебе спокойней. Никуда тянуть не будет. Забочусь о подходящих условиях для отдыха передового тракториста!

— Оставь свои дурацкие шутки! Открой сейчас же!

— Не открою, — сказал Огоньков. — И не проси…

Илья понял, какую злую шутку задумал разыграть приятель.

— Ну и гад же ты, Федька! — злобно проворчал он. — Никогда не думал, что ты такой стервячий гад!

— Правильно подметил! — весело согласился Огоньков. — Сам не подозревал, что я гад, каких мало. А теперь вижу… и ничего с собой поделать не могу, вот беда! Так и тянет пакость кому-нибудь сотворить… например, свиданию помешать. Особливо, ежели человек тайком от товарища… Да ты не шуми! Галю охота повидать? Знаю. Сочувствую. Но оказать содействие не имею права. Завтра — работать, а ты намерен всю ночь