Но справился, сумел. Вполз! Заходил по крыше, с опаской подходя к краю и, вытягивая шею, будто выпь, заглядывал в темноту, из которой и поднялся. Его мельтешения быстро утомили.

— Хватит суетиться, ты не в борделе под клиентом, — шикнул Хото. Вынул из кармана штанов моток бечевки, распустил простенький узел, начал разматывать, опуская один конец с крыши. Спустив с два десятка локтей, остановился, прислушался.

Внизу началась тихая возня, быстро прекратившаяся.

Высота сунул в руки дрожащему от обиды и страха бойцу второй конец веревки.

— Сейчас ты прекращаешь обсираться, понял?

— Угу…

— Чудесно. Подходишь к краю… Нет, прыгать не надо, тебе совсем не ту страшную правду обо мне рассказывали! Упираешься левой ногой в парапет… Нет, стой, блядь, ты куда⁈ Не перегибаешься… Вооот! Уже хорошо. Все закончится, попрошу тебя наградить! Да, ты верно понял, попрошу Дюссака не наказывать! Теперь локтем упираемся в колено… Рука ладонью к небу! Пусть небо и звезды видят, что у тебя там нет ни ножа, ни кастета… Вообще ни хрена нет, кроме веревки! И начинай тянуть правой. Чуть подтянул, левой цепляйся, правой перехватывайся. Не бойся, я сзади. Придержу, если что. И осторожно, без рывков. Изгваздаешь побелкой тюк, вытру известку об тебя.

Хорошо, что в кабаке все или спали, или были заняты шумными делами. Никто не услышал шкрябанья угловатого свертка по стене.

С одной стороны, Хото сам бы справился куда быстрее и проще. Но впереди была работа. И пусть все указывало на то, что обойдется без шума и все ограничится лишь резней упившихся грабителей… Драка все же проходила по разряду возможных возможностей. А руки надо было беречь… Особенно кисть левой, на которой вздулся нехороший желвак. Вроде и боли серьезной нет, и пальцами проминается, а все нехорошо. И к лекарю зайти не успел, с этим затянувшимся дождем…

Тюк перевалился через край.

Взмокший помощник уставился на Хото, тяжело дыша. Пот, заливавший глаза, он вытереть то ли не сообразил, то ли опасался.

— Молодец. Ползи вниз. Скажешь, чтобы убирали лестницу.

— А? — всем видом помощник изобразил непонимание. Дикий какой-то попался. Надо при случае Дюссаку посоветовать не набирать стражников среди деревенщины, приехавшей на ярмарку и заблудившейся в путанице города.

— Спускайся вниз и убирай лестницу, — прошипел Хото, — что тут не ясного⁈

— А!

— Хуй на! — ругнулся Высота. — Где вас таких тупых находят только⁈

— Меня в порту, — выдал вдруг боец осмысленную фразу. — Я у Ратта работал. А теперь не работаю.

— Как же я рад и за тебя, и за беднягу Ратта! — боец не видел, но у Хото начал дергаться левый глаз. — А теперь, будь добр, сдерни отсюда. Пока не скинул!

Дождавшись, пока боец спустится да втолкует своим таким же тупым соратникам, что чокнутый стенолаз приказал лестницу убирать, Хото развязал шнурки на тюке и начал снаряжаться.

Фуррет, то и дело поглядывая на закованного в сталь Бьярна, настойчиво предлагал надеть кольчугу. Хото отказался. Планируйся сейчас честный бой грудь в грудь, доспех мог и пригодится, благо, из-за своей гибкости, нисколько не мешал работе с высотным снаряжением. Но сейчас — лишний вес без особой пользы.

Куда полезнее колет, да налокотники и наколенники из нескольких слоев тонкой кожи — разумеется, от падения на мостовую не спасут, но от последствий неудачного кувырка — запросто. Не хотелось бы добивать суставы.

Два ножа. Один, тот, что постоянно под рукой на работе — скобой ножен за грудной ремень беседки, и заправить ножны под ремень. Второй, раза в три длиннее, с широким клинком в локоть, с приличной гардой — этакий абордажный тесак, которым можно и рубить, и колоть. Его — через плечо. Благо, к ножнам длинный ремень пришили мгновенно — умеет господин Фуррет просить об одолжениях.

«Возьми что приличнее, а не эти зубочистки!» — глумился в подвале — оружейной Бьярн. Ветхобородому извращенцу привычна его легендарная оглобля. Вот и не может понять и принять, что в тесной свалке куда полезнее не длина, а умение.

Хото ведь не бретер и не рыцарь. Он стенолаз.

* * *

Бьярн не любил жителей Сиверы. Суетные они, мелочные! Крикливые и черные какие-то. Не любил Хото Высоту. Стенолаз пугал своей непредсказуемостью и повадками бешеного хоря — так и целил в глотку, так и примеряется! Не любил и Дюссака с его бойцами — не поймешь, то ли стражники, то ли разбойники — этакая диковинная тошнотворная смесь. Он и Фуррета не любил, не выказывая неприязни исключительно из-за определенного уважения за когда-то оказанную помощь. Ну и как давнего работодателя, ни разу не давшего повод усомниться в своей порядочности.

Говоря проще, Белый Рыцарь не любил всех людей в общем. И каждого в частности. Бьярн любил людей убивать. Даже если ему за это не платили. Хватало одних ощущений! Клинок проходит сквозь плоть, трещит мясо, рвутся сухожилия, хрустят кости… И кровь плещет во все стороны. Туманит разум, пьянит!

Чувствуешь себя молодым. Прекрасное чувство! И можно смело идти в бордель, не боясь позора. Наоборот! Оплатить сразу двух, а то и трех! Главное, чтобы от них не пахло кровью. Иначе может получится нехорошо…

Не время женщин. Время дела!

Сговорились начать, когда мимо переулка в третий раз пройдет наряд полуночной стражи. Самое время. Крысы напьются и попадают спать. Ну а какая еще не уснет к тому времени, будет словно прибитой мешком — еле ползает, туго соображает…

Бьярн не боялся бодрствующих крыс. Он убил многие сотни. Не хотелось ловить их в темноте, вытаскивать из тайных уголков. Неподобающее занятие для рыцаря. Это для фенеков-крысоловов. Или для хорьков!

* * *

Хото отмерил веревку впритык — от угла парапета до подоконника, с учетом растяжения. Все размеры ему набросали на кусочке истертого пергамента, пережившего уже с десяток подчисток, с точностью до зерен. Хорошо, когда говоришь с людьми на одном языке! Не нужно ни угрожать, ни совать деньги.

Впритык, без запаса, и без узлов. Иначе ведь ерунда получится. А нам ерунда не нужна. Нам нужна жизнь Рэйни. И тех невезучих ублюдков, что решили связать нити своих жизней с его драной бечевкой…

Встегнулся, сполз за край, уперся ногами, чувствуя сквозь тонкие подошвы шершавость стены. Левой сбросил веревку вниз, чуть расслабил хватку правой.

Короткий спуск больше похожий на растянутое падение…

Над самым окном, Хото сильно оттолкнулся от откоса, отскочил от стены и, когда его потянуло обратно, повернувшись боком, влетел в окно, вынося ногами раму.

Оглушительный треск сломанного дерева, звон стекла, градом осыпавшегося за спиной…

На Севере такой фокус бы не прошел! Окна там добротные, чтобы выбить раму, надо применять Ойгена с размаху, а не худосочного Высоту. Но здесь Юг, здесь все вполсилы и в полкирпича.

Кувырком вперед, гася приземление. Полетели во все стороны бутылки, какие-то корзинки, стулья… Хото врезался в кого-то мягкого, вольготно раскинувшегося на полу, прямо посреди комнаты. Не глядя, ударил ножом в мягкое. Раз, другой, третий, четвертый! Обрызгало теплым, ослепило на миг.

Высота подскочил на ноги, метнулся к окну, сорвал штору, до того висевшую на обломке карниза. Слабый свет луны тут же ворвался в помещение. На полу корчился здоровенный мужик, с огромным пузом, весь залитый кровью. Мычал что-то неразборчивое, хлопал руками по залитому ковру…

Вот это туша! Сразу видно, кого надо туша!

Хото подскочил к недобитку, вонзил клинок в висок, чувствуя, как лопается тонкая кость…

С истошным визгом, от двери, на него кинулась тень.

Высота выдернул левой рукой тесак из-за спины, неловко отбил удар гардой, увел руку в сторону. Противник провалился, чуть не упал.

Ударил локтем правой в голову. Налокотник, который использовался в работе уже несколько лет — весь в засохшем растворе, будто в шипах — прошелся по лицу теркой.

Тень отлетела, вопя от боли, прижимая руки к разбитой роже.

Хото, не разгибаясь, нырнул в ноги, ударил тесаком. Оружие воткнулось по рукоять. На Высоту тут же навалилась обмякшее тяжелое тело, по лицу мазнуло длинными волосами, заплетенными в косу…

Стенолаз отбросил плечом умирающую, заглянул ей в лицо. Баба беззвучно раскрывала рот, щерила гнилые зубы.

— Бесстыдница, — покачал головой Хото. — с мужиком легла, а волосы-то, и не распустила… Нельзя так.

И ударил рукоятью в горло, ломая хрящи.

Баба молча завалилась на бок. Задергалась в агонии, засучила ногами, колотя пятками об пол.

Высота критично оглядел ее. Прислушался. Внизу