— Ничего.

Алекс обернулся и посмотрел на нее.

— Так куда ты собралась?

— На кухню, — смущенно призналась Энджела. — Подумала, выпью чашечку какао, и может, удастся уснуть.

— А… Ну идем. — Он двинулся вперед, зажигая по пути свет.

Оба одновременно зажмурились.

— Ну вот, сначала ты испугал меня, потом ослепил, и сейчас я бодра как никогда. Теперь усыпить меня можно только ударом кувалды по голове.

Алекс почувствовал себя неловко. Он признавал свою вину по обоим пунктам, но также и по третьему, о котором Энджела даже не догадывалась. Последним пунктом являлось непомерно разросшееся за последние часы чувственное желание. Впрочем, в его возникновении сам Алекс был повинен лишь частично, потому что почву для этого сознательно подготовила мать.

Ничего, с ней я еще разберусь, хмуро подумал Алекс, открывая дверцу холодильника и вынимая картонку молока.

Затем он повернулся к Энджеле, которая была не в соблазнительной, с глубоким вырезом спереди ночной сорочке и даже не в эротичной полупрозрачной пижаме, нет, на ночь она облачилась в шаровары и мешковатую футболку!

Так почему же у Алекса возникло желание прижать руку к сердцу, чтобы хоть немного утихомирить его?

Совершенно очевидно, что под футболкой на Энджеле нет лифчика. Ее соски тверды и слегка натягивают трикотаж.

Ну и что? Подумаешь! Не видал, что ли, Алекс сосков в своей жизни? Напротив, насмотрелся вдоволь. Причем обнаженных, а не спрятанных под футболку. И вообще, ему тридцать лет, а не пятнадцать.

Интересно, они у нее розовые или коричневатые?

— Ты проливаешь молоко.

— Что? Ах да… действительно. Подай мне губку, пожалуйста.

Алекс вытер стол и подал кастрюльку Энджеле.

— Поставь на огонь, а я пока достану какао.

— В твоей аптечке случайно не найдется ромашки?

— Какая ромашка в половине третьего утра! Ничего подобного в моей аптечке нет и никогда не было. Скажи спасибо, что есть хотя бы какао.

— Хорошо, дай его мне.

Энджела добавила в молоко несколько ложечек порошка какао и принялась тщательно размешивать.

— В данный момент мне трудно испытывать благодарность за что-нибудь. Я попросту ничего не чувствую.

— Да, мне знакомо подобное состояние

— Не представляю, как предстану утром перед классом… У меня тридцать два ученика. Думаешь легко с ними управляться? Да еще после бессонной ночи.

Алекс взял из ее рук кастрюльку и наполнил какао две чашки. Одну подал Энджеле, а из другой отпил глоток и задумчиво произнес:

— Все-таки нужно было заставить Кэтти отправиться завтра с тобой в школу и помочь во время занятий. Если бы ей не вздумалось ремонтировать мой мусоропровод, труба под раковиной осталась бы цела и ты спокойно спала бы сегодня в своей кровати.

А я спал бы в своей, добавил он про себя. Вместо того чтобы сидеть сейчас напротив практически незнакомой женщины и всячески лебезить перед ней.

Энджела подперла щеку рукой и устремила на Алекса пристальный взгляд.

— Скажи, что с тобой такое? По-моему, ты склонен винить Кэтти во всех грехах. Наверное, произошедший в этом году спад экономики тоже лежит на ее совести? — Она на минутку задумалась, потом продолжила: — Знаешь, что я тебе скажу? Ты нуждаешься в помощи. А еще лучше — в хорошей встряске, которая помогла бы тебе осознать, что лежит в основе твоего желания свалить все несчастья этого мира на свою мать. Понимаешь, в жизни всякое случается. И трубы тоже время от времени дают течь. — Энджела вздохнула. — Мне кажется, ты недооцениваешь Кэтти. Она милая женщина и очень печется о тебе. Например, сегодня Кэтти искренне пыталась тебе помочь, а ты только ворчал на нее и раздражался по пустякам. Стыдно так себя вести!

— Что? — Алекс едва не выронил из рук чашку. — Я вовсе не обвиняю Кэтти во всех жизненных невзгодах, а лишь в том, чему она действительно стала причиной. С трубой все было в порядке, пока Кэтти не забралась под раковину. С твоей стороны безумие думать иначе. Так что это ты сумасшедшая, золотце, а вовсе не я! — Несколько секунд он в упор смотрел на Энджелу, потом махнул рукой. — Впрочем, нет. Не сумасшедшая, а наивная.

Она усмехнулась.

— Ну да, конечно… Я наивная! Ладно, думай, что хочешь, это дело твое…

— Может, как учительница ты и хороша, но что касается реальной, а не школьной жизни, тут у тебя явный проигрыш. Ты попала под воздействие обаяния Кэтти, однако не представляешь, каково общаться с ней каждый день. Поэтому ты не вправе меня критиковать. К твоему сведению, сегодня я держался как чертов святоша!

— Чертов святоша? Тебе не кажется, что в этом определении присутствуют два взаимоисключающих понятия?

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Знаешь, в чем твоя главная беда? В том, что ты даже не догадываешься, как тебе повезло. У тебя такая чудесная мать! Попробовал бы ты пообщаться с моим отцом.

Алекс мгновенно насторожился.

— А что с ним такое? Он случайно не занимается рукоприкладством или чем-либо в этом роде?

— Нет, ничего такого. Многим мой отец даже нравится. Собственно, мне в первую очередь. Просто после смерти мамы отец и двое моих братьев принялись так меня опекать, что мне пришлось уехать от них сюда, в Ковентри, и только здесь я обрела возможность свободно дышать.

— Иными словами, они чересчур активно вмешивались в твою жизнь, — констатировал Алекс.

— Вот именно.

Он откинулся на спинку стула.

— Давай разберемся. По-твоему, я должен быть счастлив, что моя мать любит меня настолько, что постоянно вмешивается в мою жизнь, однако самой тебе не по душе твоя назойливая семейка. Правильно я понимаю?

Энджела качнула головой.

— Это не одно и то же.

Сложив руки на груди, Алекс хмыкнул.

— Ну да, разумеется. Само собой.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Энджеле не хотелось первой прерывать зрительный контакт.

— И что только нам делать с нашими родственниками… — вздохнул Алекс.

— Сдаться и позволить и дальше сводить нас с ума. А что еще остается? Ведь мы любим их.

— Верно. Любим.

Энджела допила остатки какао.

— Ну ладно. Как говорится, то, что вечером пугает, в свете дня нас…

— Что? — Алекс отнес пустые чашки в раковину и сполоснул под краном.

— Э-э… забыла. Не могу вспомнить.

— Выручает? — подсказал он. — Или, может, окрыляет?

— В свете дня нас выручает… — морща лоб, пробормотала Энджела. — Нет, там было какое-то другое слово. Но не «окрыляет», это точно.