Страхову захотелось всё обсудить, объяснить свою точку зрения, позлиться, выслушать Наташу и прийти к какому-то решению, но в тот же момент он обнаружил полную бессмысленность такого разговора, который приведет к новой ссоре, и сказал только:

— Нас ждут трудные времена, я это знаю.

Наташа взяла его за руку и проговорила вполголоса:

— Мы справимся.

Её взгляд говорил: «Я понимаю твои обстоятельства, я принимаю твою дружбу и твои принципы. Сейчас я не могу ставить чью-то жизнь выше жизни нашего ребенка, но я обещаю быть тебе поддержкой и опорой во всём». Страхов смотрел на Наташу и понимал все, о чем говорили эти горящие голубые глаза. Он обнял ее и повел домой.

— Женя, — позвала Наташа нехарактерно сладким голосом, по которому Страхов понял, что сейчас последует неприятная просьба, — Лена поживет у нас какое-то время, хорошо? — проговорила она и ласково на него посмотрела.

Он усмехнулся, развел руками и согласно кивнул головой. Наташа в знак благодарности поцеловала его в щеку и поморщилась, уколовшись щетиной.

— Они поругались с парнем и теперь боится оставаться одна, потому что у него есть ключи от дома, — объясняла Наташа, потирая губы.

— Когда она приедет? — обреченно спросил Страхов.

Она не успела ответить, как послышалась возня за дверью, затем громкий стук, и через мгновение на пороге с огромным чемоданом в одной руке и телефоном в другой появилась высокая коротко стриженная брюнетка поморской внешности с треугольными лицом и ямочкой на остром подбородке. Лена стояла, заставив ногу за ногу, и виновато улыбалась. По квартире в один миг распространился приторно-сладкий запах ее цветочных духов с ванилью. Страхов незаметно скривил лицо, потом натянул дежурную улыбку, забрал тяжелый чемодан из рук гостьи и отнес его в гардеробную. Наташа обняла подругу и проводила ее на кухню, чтобы напоить горячим чаем, выслушать и утешить.

— Как у тебя на работе дела? — спросила Лена Наташу и, не дождавшись ответа, обратилась к Жене:

— Ты не знаешь, можно ли выписать запретительный ордер?

Страхов отвернулся, чтобы не выдать смех.

— Ты настолько его боишься? — обеспокоено спросила Наташа.

— Думаю, что он на всё готов, чтобы вернуть меня, — опасливо прошептала Лена.

— Пока ты у нас, ты в безопасности, — тепло проговорила Наташа и обняла подругу.

— Даже не знаю, что я буду делать теперь, — начала причитать Лена, потягивая носом, — У тебя так красиво здесь, — сказала она, рассматривая интерьер, и, вдруг наткнувшись взглядом на Женю, спросила, — Как дела на работе?

— У меня все как обычно, спасибо, — вежливо произнес Страхов и умолк.

— А у меня на работе беда, только йога меня спасает, — обреченно вздохнула Лена.

Страхов осекся и, схватив кружку с чаем, сказал:

— Девочки, я пойду спать. Доброй ночи, — с этими словами он скрылся за дверью спальни.

Страхов собирался распланировать дела на завтра, но не мог сконцентрироваться ни на одной мысли. Ему было до внутреннего ужаса неприятно находится рядом с этой странной женщиной. Он чувствовал, что ею руководило одно ярое желание: чтобы мир принял её такую, какая она есть, со всеми ее грехами. Многочисленные духовные поиски и практики были направлены на исполнение именно этого желания, а мораль христианства с его аскетизмом и первородным грехом было ею отвергнуто немедленно. Страхов видел, что чем больше она говорила, что принимает себя и разрешает себе быть всякой, тем больше она ждала, что её примут другие, и от ожидания этого она никак не могла избавиться. Находиться рядом с ней было физически трудно, потому что каждое слово должно было или полностью уверять её в её же идеальной неидеальности, или не должно было быть вовсе. Все её правильные слова выходили какими-то неправедными и фальшивыми.

Страхов обрадовался, когда Наташа зашла в спальню.

— Когда она собирается возвращаться домой? — настороженно спросил он, повернувшись к Наташе.

— Я не знаю, — ответила Смыслова и заправила за ушко прядь волос, — У нее такая сложная ситуация в жизни. Мы должны помогать друг другу.

— О, дорогая, — громко протянул Женя и тут же умолк, потому что Наташа закрыла ему рукой рот и шикнула. — Это не помощь, — прошипел он, — Ты потакаешь ее капризам и мешаешь ей взять ответственность за свою жизнь. Из-за тебя она остается инфантильным подростком в тридцатилетнем возрасте.

Наташа осуждающе взглянула на Страхова и с упреком прошептала:

— Похоже мы оба имеем такого друга.

Страхов ухмыльнулся, признавая своё поражение, и вернулся к работе.

Обессилившая Лена, оставшись в гостиной одна, распустила заколотые волосы, улеглась на диван и накрылась с головой одеялом. Она старалась уснуть, но вместо этого стала прокручивать в воспоминаниях последние месяцы.

Бывали дни, когда она совсем ничего не хотела, не было сил ни встать с кровати, ни пойти умыться. Она просыпалась с уже испорченным настроением, в апатии, и сразу вспоминала, как много ей нужно сделать, как тяжело придётся трудиться на работе, а после работы сколько сил нужно будет приложить для того, чтобы подготовиться к семинарам в университете. Она помнила, как много от неё ждут её друзья и родные, и давление навешанных ожиданий не давало ей встать с кровати. Она всё время говорила себе, что это скоро пройдёт, что обязательно появится тот, кто ей поможет переубедить родных в их стремлении её исправить, кто защитит её от опасностей и подарит тепло своей любви и поддержки. Но такой человек всё не приходил, и она плыла по течению, ощущая себя виноватой и беспомощной в этом большом несправедливом мире, который не может сберечь тех, кто в него приходит.

Она валялась в кровати до полудня, затем быстро одевалась и шла на работу. Там у неё не надолго открывалось второе дыхание, появлялись силы, но любая проблема выводила её из себя, она злилась и обижалась на своего оппонента и его выходки. Такой состояние могло длиться неделями или месяцами. Тренинги и терапии она выносить не могла, потому что они силы не давали, а забирали. И даже если она заставляла себя пойти на терапию, то могла уйти с середины, как только чувствовала неприятное давление от той ответственности, которую пытались разбудить в ней психологи.