сердится из-за собственного непонимания логики мышления сидящего перед ним человека, которого он некоторое время назад считал простачком. Он обвел его глазами и понял, что история несчастной семьи не вызывает в нем никакого отчаяния. Сначала Антон хладнокровно выслушал рассказ, а теперь спокойно пишет письмо, при этом тщательно и красиво выводит каждую букву.

— А что ты напишешь маленькому мальчику, который винит себя в тяжелом состоянии брата? — пытаясь скрыть раздражение в голосе, поинтересовался Страхов.

Антон, согнувшись над листом бумаги, заскрипел ручкой. Он не отвечал до тех пор, пока не закончил писать, затем сложил втрое листок исписанной стороной внутрь и передал адвокату вместе с одолженной ручкой.

— Знаешь, почему мы оказались в том ужасе, в котором оказались? — спросил он недоумевающего Страхова, — Потому что подвергаем сомнению непреложные истины. Оспариваем правила, которые должны были беречь. Мы делаем исключения в тех ситуациях, в которых их делать не надо. Мы ищем себе оправдание и спасение. Одни люди ходят к психологам, но выносят оттуда только ложное прощение. Другие прорабатывают детские травмы, но возвращаются с обидой на родителей. Есть и те, кто ходит на расстановки, но выходят оттуда с обвинениями в адрес собственного рода. Все это иллюзия заботы о своей душе. Прежде действия важно чистое намерение, но намерения таких исходит не от души, а от ложного эго. Одна маленькая ложь себе повлечет крупные изменения по всей системе, поэтому каждая проблема, которая волнует ум, потянет или уже потянула за собой большое количество иллюзий по всем сферам жизни. Ложь самому себе — самый опасный враг. Есть вещи, которые должны были произойти, потому что такая у нас карма. Но это не значит, что мы ничего не можем сделать. Надо взрослеть, не надо надеяться на чудо. Урок пришел, и он должен быть выучен. Душа приходит, чтобы познать Бога. А Бог ждет и дает душе на это столько времени, сколько нужно. Помните? Христос принес свободу. Трудный момент приходит, чтобы мы встретились с собой настоящими. В такое время Бог отступает, и начинаются пахтания ума. Каждый раз, когда кажется, что Бог оставил меня, я не прошу помощи или спасения, я помню, что все происходит от Него, а значит мне на благо.

Страхов вышел из здания и позвонил следователю.

— Привет, скажи, ты видео с камер смотрел?

— С каких камер? — насмешливым тоном проговорил Никитин.

— Я так и думал, — раздраженно сказал Страхов и пояснил. — Напротив дома кафе стоит, его хозяин — мой знакомый. Он поставил в прошлом году камеры на улицу, после того как ему окна разбили.

В телефонной трубке раздалось чавканье.

— И что? — неохотно пробормотал Никитин и отхлебнул из чашки горячего чая.

— Ясно, — злобно прошипел Страхов, — сам схожу.

Никитин, вымотавшийся за рабочую неделю, только что получивший партию новых дел от начальства и первый раз за день присевший позавтракать, озверел от наглости нахального адвоката, который ещё в студенческие годы был известен неслыханной дерзостью и высокомерием. Он отложил свой завтрак и зарычал:

— Страхов, это твоя работа — доказывать его невиновность, — говорил он, делая особое ударение на слове твоя, — У меня и без вас дел по горло. То насильники, то воры. Ты и твоё дело — не центр вселенной, — и, закончив речь, снова отхлебнул из чашки.

Страхов гневно лязгнул зубами и, завершив звонок, отправился в кафе, чтобы увидеть запись с камер. Он предупредил хозяина заведения о своем скором приезде и попросил подготовить запись камер с двенадцатого апреля.

У зеркальных высоких дверей кафе его встретил тучный мужчина невысокого роста с редкой черной бородой на квадратном плоском лице в синем жилете охранника. Он проводил Страхова в узкую каморку, где был один источник освещения — тусклая лампа, стоящая на железной ножке в гофрированной резине. В крохотном помещении помимо лампы умещался деревянный стол, крутящее черное кресло с пластиковыми подлокотниками и старый стационарный компьютер. Охранник включил запись с камер и предложил Страхову сесть в кресло для удобства. Женя согласился, поблагодарил и придвинулся ближе к экрану, чтобы суметь различить хотя бы что-то в черно-белой записи плохого качества. Камеры захватывали только угол дома, а окон квартиры Зинаиды Степановны видно не было. Страхов просмотрел ночные записи и с плохим предчувствием стал пересматривать день до поджога. Его худшие предположения оправдались — с трех часов дня до семи часов вечера машина Измайлова девять раз проезжала мимо кафе. «Что ему понадобилось в этом районе?» — раздраженно подумал Страхов. Он сделал копию записи и, еще раз поблагодарив охранника за помощь, вышел из кафе и набрал номер Никитина.

— Объяви в розыск машину, — попросил Страхов, когда тот ответил на звонок.

— Ты знал, что твой друг связан с этим делом? — злобно спросил Никитин, заподозрив неладное.

— Как я мог это знать? — гневно прошипел Страхов, — Кроме того, еще не известно, точно ли он с ним связан.

— Хочешь сказать, что это просто совпадение? — недовольным тоном произнес Никитин.

— Хочу сказать, что я за тебя сделал всю работу, — отчетливо и злобно проговорил Страхов. — Прямо как в студенческие годы. Успевай списывать хотя бы.

— Я хорошо списал, не переживай, — проворчал Никитин и властно добавил, — В розыск я объявлю и машину, и твоего друга.

— Когда он был обычным человеком, полиция его пропажей не интересовалась, зато когда он стал подозреваемым, появился такой ажиотаж, — едким голосом сказал Страхов и, не услышав ответа, положил трубку.

Страхов приехал в офис, заполнил заявление по новому делу, которое дал ему Никита Петрович, и, закончив, снова просмотрел запись с камер и окончательно убедился, что это была машина Измайлова. Он позвонил Анне Владимировне, чтобы узнать, не терял ли Вова машину или не забирали ли ее родители, но получил отрицательный ответ.

Страхов написал Скородумову и попросил посоветовать психиатра, которого можно попросить провести психический анализ поведения Ильинского. «Если психиатр не обнаружит в его поведении никаких отклонение, думал Страхов, то защита будет строиться довольно просто: 205 статью никак не аргументировать, для 105 нет оснований, во всяком случае пока, мотива для причинения вреда имуществу тоже нет, ведь Ильинский прямой и единственный наследник, это почти его квартира. Допрос свидетелей, близко знающих подозреваемого покажет, что он порядочный гражданин. Следы порошка на пальцах Ильинский объяснил,