которая в одиночестве сидела на скамейке. Пожилая женщина спросила ее, почему та расстроена, и девушка поведала ей свою историю и сказала, что надеется вымолить помилование у императрицы. Даме «казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую». Она сказала встревоженной девушке, что та может идти ко двору и сообщить свою историю императрице, а также попросила ее не терять надежды. Вскоре после этого молодую девушку вызвали во дворец и отвели в уборную императрицы, где она поняла, что женщина, с которой она встретилась в парке, была Екатериной. Молодой офицер получил прощение и на смену отчаянию пришла радость.

Но не только непревзойденная коллекция картин и элегантные дворцы в неоклассическом стиле, которые Екатерины строила для себя и для своих приближенных, создали ей репутацию покровительницы искусств. Самым знаменитым произведением искусства, созданным в России за время ее правления, стал конный памятник Петру Великому, выполненный Этьеном Морисом Фальконе. С момента его открытия в 1782 году этот уникальный шедевр, созданный по приказу Екатерины, желавшей доказать, что она является наследницей великих русских царей, уже почти два с половиной века стоит на берегу Невы в городе, основанном Петром.

Для императрицы Елизаветы, дочери Петра Великого, Петр всегда был кумиром, однако она так и не создала достойного, по мнению Екатерины, памятника ему. Теперь Екатерина, которая не была рождена в России, но надеялась, что в ней признают истинную политическую наследницу великого царя, решила, что должна отдать дань уважения человеку, сделавшему Россию великой европейской державой. Себя она считала дочерью Европы, приехавшей в Россию через восемнадцать лет после смерти Петра и ставшей его продолжательницей в стремлении к цивилизации и величию. Она хотела, чтобы все русские поняли и приняли эту связь между двумя монархами.

Поскольку Екатерина не нашла ни одного русского скульптора, чей талант смог бы удовлетворить ее требованиям, она посоветовалась со своим послом в Париже – князем Дмитрием Голицыным – и поручила ему найти французского скульптора, который придумал бы и создал героическую конную скульптуру в бронзе. Первоначально князь предлагал за эту работу 300 000 луидоров. Он обратился к трем наиболее известным скульпторам во Франции, и те запросили 400 000, 450 000 и 600 000 луидоров соответственно. Затем Голицын поговорил со своим другом Дидро, а тот, в свою очередь, – со скульптором Этьеном Морисом Фальконе, директором скульптурной мастерской на фарфоровом заводе «Рояль Севр». Фальконе казался не самым привлекательным кандидатом – сын бедного плотника, он считался достаточно компетентным, но не обладавшим выдающимся талантом. Екатерина сообщала Голицыну и Дидро, что хотела бы создать масштабную скульптуру, а Фальконе до этого был известен как создатель миниатюр из фарфора, которыми восхищалась фаворитка Людовика XV – мадам де Помпадур. Ему был уже пятьдесят один год, и он никогда не работал над монументальными скульптурами. Тем не менее, уступив убеждениям Дидро, он принял приглашение Екатерины и согласился на 25 000 луидоров в год, сказав, что готов посвятить работе восемь лет. На самом деле он оставался в России двенадцать лет.

Фальконе прибыл в Санкт-Петербург в 1766 году, Екатерина была рада его приезду. Ей было приятно, что Фальконе запросил меньше, чем она предлагала, и намного меньше остальных кандидатов. Хотя в Париже Фальконе заработал себе репутацию раздражительного и самовлюбленного человека, после приезда в Россию, приступив к работе над первыми, еще глиняными вариантами статуями, он постоянно нуждался в одобрении своей патронессы. Екатерина не только демонстрировала ему энтузиазм по поводу его работы, но и выказывала свое уважение. В 1767 году, когда Фальконе представил первый вариант статуи Петра, она заявила, что не обладает достаточными знаниями и извинилась за то, что высказывает свое мнение по данному вопросу. Екатерина порекомендовала скульптору полагаться на свои собственные суждения и на возможное мнение потомков. Фальконе возразил: «Для меня нет иного мнения, кроме Вашего Величества. А дальнейшее пусть идет своим чередом».

«Нельзя так, – ответила Екатерина. – Как вы можете полностью подчиняться моему мнению? Я даже не умею рисовать. Любой школьник знает о скульптуре больше, чем я».

Польщенный тем, как высоко ценит его суждение императрица, Фальконе стал давать советы относительно картин, которые покупал и присылал Дидро. Его комментарии были полны подобострастия. «Какая очаровательная картина, – писал он о произведении малоизвестного художника. – Какое великолепное владение кистью! Какие красивые тона! Какая прелестная головка Афродиты! Какая восхитительная насыщенность красок!» О другой картине он отозвался: «Мы должны преклонить перед ней колени. Любой, кто осмелится думать иначе, не обладает ни верой, ни моралью. Я кое-что знаю в искусстве, это в буквальном смысле слова моя профессия». Екатерина ответила на его замечание: «Думаю, вы правы. Я хорошо знаю, почему не могу разделить ваши взгляды. Все дело в том, что я не обладаю достаточными знаниями, чтобы увидеть то, что можете видеть вы». Часто после первого изучения новоприобретенных картин Екатерина показывала их Фальконе. «Мои картины красивы, – писала она о новой поставке. – Когда вы придете и посмотрите на них?»

Екатерина, возможно, не слишком хорошо разбиралась в искусстве, но прекрасно представляла, какую статую Петра ей хотелось бы увидеть. Фальконе никогда не рассчитывал, что будет работать с масштабами, которых требовала от него императрица, но ее высокие ожидания заставили его прилагать особые усилия и поднять свое мастерство на новый уровень. Пытаясь помочь ему получше разобраться с внешним видом и движениями вздыбленного коня, императрица предоставила ему двух любимых коней, а также наездников, которые поднимали их на дыбы столько раз, сколько это было необходимо скульптору. Между тем ученица Фальконе, восемнадцатилетняя Мари Анн Колло, прибывшая с ним из Парижа, работала над головой и лицом Петра, используя посмертную маску Петра и имевшиеся на тот момент портреты. Она оставалась со скульптором все время его пребывания в России, а позже вышла замуж за его сына, который приехал навестить отца.

К лету 1769 года работа Фальконе над статуей значительно продвинулась, и это позволило представить на суд публике модель. Не все отзывы оказались положительными. Одним из спорных моментов было присутствие змеи, которую скульптор поместил под копытами вставшего на дыбы коня. Многие высказывали Фальконе свое мнение, что эту недостойную тварь нужно убрать. Однако они не знали, что присутствие змеи было необходимым элементом скульптуры. Без трех точек опоры, которые образовывали задние ноги и хвост, опиравшийся на спину змеи, лошадь не устояла бы. «Они, в отличие от меня, не делали расчетов, которые производил я, – отвечал на критику скульптор. – Они не знают, что, если последовать их совету, работе придет конец». Екатерина не хотела вмешиваться в спор и ответила Фальконе: «Это старая песня «если да кабы». Вот