– Ты умничка у меня. Какая же ты всё-таки умничка, моя дорогая. Извини, что так прореагировал.

– Постарайся его побыстрее спровадить, пока он Грету не увидел и с Ларсеном наедине не пересёкся. И скажи, что накажешь меня, или уже наказал, это должно его порадовать.

Альфред ушёл и через пару часов вернулся, тихо проговорив:

– Илиаса я отправил.

– Я догадалась, – по-прежнему глядя в сторону моря, сдержанно проронила она, – видела, что корабль твой отплыл.

– Почему не возвращаешься в замок тогда?

– Погода хорошая.

– Ты не ела с самого утра. Приказать, чтобы тебе сюда принесли?

– Не надо.

– Мне уйти?

– Я не просила об этом.

– Хорошо, тогда попроси, как надоем, – Альфред уселся рядом с ней, помолчал некоторое время, потом положил свою руку на её плечо и мягко произнёс: – Мир, ты знаешь, Илиас ничуть не обрадовался, узнав, что я намерен тебя наказать. Напротив, сказал, что этим лишу себя даже надежды на твой позитив. Что силой тебя не сломить, а вот доброту ты ценишь и стараешься в долгу не остаться. И если мне удастся тебя расположить, то могу стать счастливейшим из смертных, поскольку ты способна создавать такой силы позитивную вибрацию, что сложно даже вообразить.

– На чём вы с ним сошлись? – она наконец обернулась и взглянула на него.

– Он подберёт мне невесту, я официально женюсь на ней, увезу сюда и обменяю вас.

– Ты в своём уме соглашаться на такое? Зачем тебе на себя невинную жертву вешать?

– Я же не убью, а лишь изолирую… и вообще не напрягайся, всё хорошо будет. Он сейчас, скорее всего, кого-нибудь из своих подвалов мне предложит. Девка, чтобы пыток избежать, на что угодно согласится, и будет права. Пойди плохо, на одиночное заключение со всеми удобствами обменять перспективу после пыток на костёр отправиться.

– Ты заимеешь живое доказательство подлога.

– Хорошо, я подумаю над этим. Могу с тобой обсудить его предложение, прежде чем принимать его.

– Для чего? Чтобы меня соучастницей сделать?

Мрачно хмыкнув, он убрал свою руку с её плеча, и уставившись вдаль, хрипло проговорил:

– Опять всё не так… Как же я устал от этого. Я понимаю, что тебе не лучше, но неужели ты не можешь сделать хоть полшага мне навстречу?

– Пока не могу, Ал, – покачала она головой.

– Почему?

– А почему ты не мог с самого начала отпустить меня с миром? Я ведь лично тебе никакого вреда не причинила. А мне ты всю душу вывернул и испепелил, а теперь ждёшь от меня шагов каких-то… не могу! Ясно тебе? Не могу и всё! – в её голосе зазвучали истеричные нотки.

– Хорошо, хорошо, моя дорогая, – тут же пошёл на попятную Альфред. – Я ничего не жду, и уже не сетую. Имеешь право. Я буду и дальше терпеливо ждать в надежде, что возможно, когда-нибудь ты всё же простишь.

– Простишь… – эхом откликнулась она и после небольшой паузы продолжила: – Мне нечего тебе прощать, всё свершилось, я не в претензии, лишь не могу заставить сердце рядом с тобой петь от радости. Это разве странно? Разве разбитая чаша сможет хоть когда-то полноценно звенящей стать? Ты попробуй, постучи на досуге по склеенной из осколков посуде и расскажешь мне потом, чем она от изначально целой отличается.

– Девочка моя, ты не посуда, ты мощная ведьма, и в твоих силах не только посуду восстановить, но и всё, что пожелаешь, заиметь. Захочешь способное вновь полюбить сердце – заимеешь. Проблема лишь в твоём желании, нет его пока. Ты считаешь меня недостойным его. И я уже отчаялся найти способ хоть какое-то твоё расположение заслужить. Всё, что ни сделаю, всё тебе не так… Вот что тебе не достаёт?

– Ал, я не знаю. Мне самой плохо и больно. Очень больно. Веришь?

– Верю, моя хорошая, но не понимаю, чем могу уменьшить твою боль. Готов сделать всё, что угодно. Лишь скажи, от чего тебе станет легче.

– Мне кажется, она никогда не отступит, – печально проронила она. – Мне хочется спрятаться, сжаться, стать очень маленькой, чтобы никого ею не зацепить, не сорваться… Сегодня вот на Ларсена сорвалась, знаешь сколько мерзостей ему наговорила? До сих пор удивляюсь, что всё молча проглотил и даже не возразил ни разу…

– Так у тебя, насколько я понял, причина была ему выволочку устроить.

– Но не оскорблять же. А я оскорбила неоднократно… Сейчас самой стыдно.

– Тебе стыдно перед оборотнем и твоим фамильяром? Ты серьёзно? Да ты вообще за неповиновение его наизнанку вывернуть можешь, и это никак не отразится на твоём потенциале.

– Мы говорим о разном… я о своих чувствах и эмоциональном состоянии, ты о моих возможностях. Да, я могу и его вывернуть, и тебе массу проблем доставить, только не в радость мне это, и вам не на пользу будет. Мне надо как-то переработать мою боль или научиться жить с ней более комфортно. Пока получается плохо и в связи с этим окружающий позитив я воспринимать не могу. Не радует он меня.

– Теперь стало немного понятнее твоё состояние. Выход, похоже, один: время. Оно учит не так остро воспринимать боль, уменьшая чувствительность восприятия. Хотя, ты знаешь, мне сейчас ещё один способ на ум пришёл: попробуй повозиться с дочерью твоей Греты. Милый позитивный ребёнок с хорошим потенциалом, вдруг на его позитиве тебе легче будет от собственного негатива избавиться?

– Нагрузить ни в чём неповинного ребёнка такой задачей? Нет, я старалась даже близко к ней не подходить.

– А зря. У неё пока прямой канал с Творцом. Попробуй и, возможно, через неё получишь ответы на свои вопросы. Ведь ты знаешь, что Творец не просто так оставил тебя здесь, имей мужество прямо спросить Его об этом.

– Я знаю, для чего оставил, только сил у меня на это нет.

– Вот и спроси, где их взять и откуда. Он не создаёт нерешаемых задач.

– Хорошо. Убедил. Я сделаю это.

– Вот и умница! Я рад, что сегодня решился поговорить с тобой.

– Я рада, что ты рад. А сейчас оставь меня, хочу в одиночестве всё обдумать.

– Как скажешь, хорошего вечера, – он поднялся и быстро покинул её.

Глава 81

С этого времени Миранда стала проводить много времени с дочкой Ларсена и Греты – малышкой Санни или, если полностью, то Сантиной.

Ей нравилось играть с ней и баловаться. Подле Санни она ощущала необычайный душевный подъем, и как ни странно, но малышка тоже сразу привязалась к ней. Рядом с Мирандой она никогда