Идя по ночному Харбранту, она ничего такого не воображала. Представлять себе загадочных незнакомцев в ночи когда-то было увлекательной игрой, но здесь загадочные незнакомцы были вполне реальны. Вместо того чтобы под покровом темноты превратиться в таинственное, интригующее место, Харбрант был почти таким же, как днем, — только опаснее.

Ясна не обращала внимания на призывы рикш и носильщиков с паланкинами. Она медленно шла, одетая в красивое фиолетово-золотое платье, и Шаллан, в синих шелках, следовала за своей наставницей. Принцесса не потрудилась уложить волосы после купания и оставила их распущенными, ниспадающими вдоль спины; такая вольная прическа была на грани скандала.

Они шли по Ралинсе — главной улице, что вела по склону холма, петляя то вверх, то вниз, соединяя Конклав и порт. Несмотря на поздний час, толпа оставалась весьма плотной. Многие мужчины, что шли по этой улице, словно несли ночь внутри себя. Лица у них были суровые, темные. Звуки, все еще раздававшиеся над городом, тоже чем-то напоминали о ночной тьме — грубые слова, резкий тон. Крутой склон, на котором расположился Харбрант, все так же густо усеивали дома, но они как будто съежились в ночи. Почернели, как камни, обожженные в костре. Превратились в призраки самих себя.

Колокольчики по-прежнему звенели. Во тьме звук каждого из них становился тихим криком. Из-за них присутствие ветра ощущалось острей, словно он был живым существом, с каждым своим визитом устраивавшим звонкую какофонию. Подул бриз, и по Ралинсе прокатился серебряный звон. Шаллан едва не начала озирать­ся в поисках укрытия.

— Светлость, — сказала она, — может быть, нам стоит нанять паланкин?

— Паланкин может воспрепятствовать уроку.

— Я бы с радостью выучила урок днем, если вы не против.

Ясна остановилась там, где от Ралинсы уходила в сторону темная примыкающая улица:

— Шаллан, как насчет этой дороги?

— Она кажется мне не очень-то привлекательной.

— И все же это самый короткий путь от Ралинсы до театрального квартала.

— Мы туда направляемся?

— Мы никуда не «направляемся». — Ясна свернула на примыкающую улицу. — Мы играем роли, размышляем и учимся.

Взволнованная Шаллан последовала за принцессой. Ночь погло­тила их; лишь случайные огни открытых допоздна таверн и лавок освещали путь. На руке Ясны была черная перчатка без пальцев, поглощавшая свет камней в духозаклинателе.

Шаллан почувствовала, что идет крадучись. Ее ноги в туфлях на тонкой подошве ощущали каждую неровность на мостовой, каждый камешек и трещину. Девушка нервно обернулась, когда они прошли мимо компании рабочих, собравшейся возле двери таверны. Те были темноглазыми, разумеется. В ночи эта деталь приобретала особый смысл.

— Светлость? — тихонько позвала Шаллан.

— В молодости мы ищем простые ответы. Наверное, самый верный признак юности — желание, чтобы все шло как надо. Именно так, как шло всегда.

Шаллан нахмурилась, все еще поглядывая на мужчин возле таверны.

— Чем старше мы становимся, — продолжила Ясна, — тем больше вопросов задаем. Мы начинаем спрашивать почему. И все-таки по-прежнему хотим, чтобы ответы были простыми. Мы предполагаем, что у людей, которые нас окружают, — у взрослых, у правителей — эти ответы есть. И нам достаточно того, что они говорят.

— Мне никогда не было достаточно, — мягко возразила ученица. — Я желала большего.

— Потому что ты созрела. То, что ты описываешь, с возрастом приходит к каждому из нас. Я совершенно уверена в том, что взрос­ление, мудрость и стремление проникнуть в суть вещей равнозначны друг другу. Чем старше мы становимся, тем сильнее наша склонность отвергать простые ответы. За исключением случаев, когда кто-то повстречается у нас на пути и потребует, чтобы мы их приняли без всяких возражений. — Ясна прищурилась. — Тебя удивляет, что я отвергаю ордена.

— Верно.

— Большинство из них требуют не задавать вопросов.

Ясна резко остановилась. Потом быстрым движением стянула свою перчатку, и сквозь тьму проступила улица. Самосветы на руке принцессы, размером превосходившие броумы, полыхали, точно красный, белый и серый факелы.

— Светлость, благоразумно ли демонстрировать свое богатство таким образом? — очень тихо спросила Шаллан, озираясь.

— Скорее всего, нет. Особенно здесь. Эта улица приобрела оп­ределенную репутацию. За последние два месяца было три случая, когда на людей, которые возвращались из театра, нападали бандиты. В каждом из трех случаев никто не выжил.

Шаллан почувствовала, как бледнеет.

— Городская стража, — продолжила Ясна, — бездействует. Таравангиан их несколько раз строго отчитал, но капитан стражи — кузен одного влиятельного светлоглазого горожанина, а Таравангиан далеко не самый могущественный король. Кое-кто подозревает, что это лишь часть общей картины и бандиты на самом деле подкупили стражу. Не важно, что происходит на самом деле, ибо, как ты сама можешь увидеть, невзирая на репутацию этого места, здесь нет ни одного стражника.

Ясна снова надела перчатку, и улица погрузилась во мрак. Шаллан моргнула, ее глаза не сразу привыкли к перемене.

— Не правда ли, — произнесла принцесса, — с нашей стороны очень глупо явиться сюда, ведь мы две беззащитные женщины в дорогих платьях и украшениях?

— Неимоверно глупо. Ясна, мы можем уйти? Пожалуйста. Какой бы урок вы ни замыслили, он не стоит этого.

Губы наставницы сжались в ниточку, и она посмотрела на узкий темный переулок, уходивший в сторону от улицы, посреди которой они стояли. Теперь, когда принцесса надела перчатку, в переулке царил почти непроницаемый мрак.

— Шаллан, в твоей жизни наступил интересный этап, — про­говорила Ясна, разминая пальцы. — Ты достаточно зрелая, чтобы удивляться, задавать вопросы и отвергать то, что тебе преподносят, просто потому, что это тебе преподносят. Но ты также хранишь юношескую любовь к идеалам. Ты чувствуешь, что должна существовать какая-то единая, всеобъемлющая Истина... и тебе кажется, что когда ты ее найдешь, все ранее сбивавшее тебя с толку вдруг обретет смысл.

— Я... — Ученица хотела возразить, но Ясна выразилась с предельной точностью. Ужасные вещи, которые Шаллан совершила, ужасные вещи, которые она собиралась совершить, не давали ей покоя. Неужели можно было сотворить нечто кошмарное во имя какой-нибудь чудесной цели?

Принцесса направилась в узкий переулок.

— Ясна! — воскликнула Шаллан. — Куда вы?

— Дитя, применяю философию на практике. Идем со мной.

Шаллан замешкалась у входа в переулок — ее сердце колотилось, а мысли путались. Дул ветер, звенели колокольчики, точно замерз­шие дождинки падали на камни, разбиваясь. На миг преисполнившись решимости, она ринулась следом за наставницей, предпочтя компанию, пусть даже во тьме, одиночеству. Сквозь ткань перчатки вырывался свет духозаклинателя, которого едва хватало, чтобы осве­тить им путь, и Шаллан следовала за Ясной, словно тень.