Территории, которые теперь, по мнению Лас Касаса, были в его распоряжении для особого развития, простирались от Санта-Марии до Парии, то есть это была большая часть побережья нынешней Колумбии и все побережье Венесуэлы. Ему не дали монополии на добычу жемчуга, о которой он решил просить сейчас. Добыча жемчуга, равно как и все насильственные действия против индейцев в Южной Америке, были запрещены. Лас Касас вновь просил освободить и доставить домой индейцев, которые были захвачены в прошлом в любой части этой территории и сейчас были рабами на Эспаньоле.

В свою очередь, Лас Касас обещал замирить и обратить в христианство подвластных ему индейцев и собрать их в городах, и тогда через два года король может получить десятки тысяч новых подданных, платящих налоги. Лас Касас обязался платить Короне налог в размере 5,625 миллиона мараведи по прошествии третьего года, 11,25 миллиона после шестого и 22,5 миллиона – после десятого.

Пятьдесят испанцев, рыцарей Золотой Шпоры, которые должны были претворить в жизнь эти прекрасные мечты и стать опорой этой операции, должны были, по словам Лас Касаса, быть «скромными, способными идти на компромисс, делать сию добрую работу по душевному благородству, а не из корысти – хотя им не возбраняется, конечно, искать законные пути для собственного обогащения»{1601}. Но таких «скромных» людей в Индиях XVI века сложно было найти.

Король также велел губернатору Эспаньолы, Фигероа, дать индейцам их свободу «со всей разумной поспешностью». Он должен был начать с тех, кто был отобран у неместных энкомьендерос. Индейцы, оставшиеся без хозяина после смерти их энкомьендерос, также подлежали освобождению. Некоторые «хорошие испанцы» должны были поселиться среди индейцев, дабы научить их жить. Освобожденные индейцы будут обеспечены едой и инструментами до тех пор, как сами научатся собирать урожай. В каждое поселение будет назначен священник и управляющий. Фигероа искал индейцев, которые хотели и могли жить в этих поселениях, невзирая на недовольство своих энкомьендерос. Такие же преобразования должен был осуществить севильянец Антонио де ла Гама, недавно назначенный судьей в Пуэрто-Рико.

Другое решение казалось менее важным в то время – но в долговременной перспективе оно оказалось более значительным, чем все прочее, согласованное в Корунье в те майские дни 1520 года. Предыдущей осенью в Севилью из Индий прибыли двое испанских конкистадоров, один из Саламанки – Франсиско де Монтехо, второй из Медельина в Эстремадуре – Алонсо Фернандес Портокарреро. Монтехо впервые побывал в Индиях в 1514 году с Педрариасом, а Фернандес Портокарреро отправился на Кубу в 1516 году. В 1518 году они ходили вместе с Эрнаном Кортесом на запад. Затем, по приказу Кортеса, они вернулись из Вера-Крус через Флориду, под предводительством прославленного лоцмана Аламиноса, ветерана четвертого плавания Колумба, а также экспедиции Понсе де Леона во Флориду.

Монтехо поначалу казался другом Диего Веласкеса, но стал беспрекословным сторонником Кортеса, остаток жизни он посвятит будущему Новой Испании. Фернандес Портокарреро был кузеном графа Медельина, города, в котором он родился. Таким образом, он был, вероятно, старым другом Кортеса. Его мать приходилась сестрой Алонсо де Сеспедесу, судье Лас-Градас в Севилье, что было очень полезной связью (к тому же связью с конверсо).

Эти люди, включая Аламиноса, привезли в Испанию замечательные новости и сокровища, а также несколько индейских рабов с территорий, на которых, согласно их донесениям, Кортес вместе с шестью сотнями человек строил новую колонию. Кортес, похоже, был осужден за мятеж губернатором Веласкесом, который написал о его произволе епископу Фонсеке и другим в Испании. Фонсека пожелал арестовать и, возможно, казнить двух людей, которые так нагло явились в качестве «прокурадоров» Кортеса (формально – как представители города, который он основал на Карибских островах, Вера-Крус).

Епископ Руис де ла Мота и Кобос, оба люди консервативные, но не всегда осторожные, считали, что двору нужно подождать и увидеть, чем разрешится конфликт между Кортесом и Веласкесом. Они, как и их коллеги, были потрясены сокровищами, которые прислал Кортес; не следует забывать, что сам король в своей речи в Сантьяго несколько недель назад называл эти территории «новыми золотыми землями». Так называемые прокурадоры Кортеса путешествовали вместе с королевским двором всю зиму и весну, и сокровища, которые они привезли с собой, показывали не только в Севилье, но еще и в Тордесильясе. Золото держали в Каса де Контратасьон. Гордостью этой выставки были два больших, изысканно обработанных «колеса» из дерева, покрытых серебром и золотом. Это были подарки мексиканского монарха Монтесумы Кортесу{1602}.

Индейцы, которых конкистадоры привезли с собой, также были представлены двору, и король лично вынужден был вмешаться, чтобы их одели как должно для кастильской зимы. Монтехо и Портокарреро сопровождал Мартин Кортес, отец Эрнана, воевавший еще с Гранадой (и участвовавший в гражданской войне между Ла Бельтранехой и Изабеллой), в то время как его кузен, Франсиско Нуньес, юрист из Саламанки, устроил встречу посланников Кортеса с влиятельным членом Совета Кастилии, Лоренсо Галиндесом де Карвахалем, дальним родственником Мартина Кортеса{1603}. Эта встреча была второй по важности в жизни Карвахаля после его беседы с королем Фердинандом Католиком у его смертного одра.

30 апреля Совет королевства обсуждал просьбы этих посланников. Они просили всего лишь разрешения для Кортеса продолжить экспедицию без обязательств перед губернатором Веласкесом. На обсуждении присутствовали кардинал Адриан, Гаттинара, Эрнандо де Вега, Антонио де Рохас, архиепископ Гранады, Фонсека и фламандец Каронделе вместе с такими государственными служащими, как Диего Бельтран, Сапата, Франсиско де Агирре и Гарсия де Падилья. Галиндес де Карвахаль тоже присутствовал, как минимум, при части дискуссии. Если Совет и не был расположен к Кортесу, то хотя бы не был и настроен враждебно. И хотя он не принимал решения по основному вопросу, но позволил отцу Кортеса и его друзьям получить из Каса де Контратасьон в Севилье 4,5 миллиона мараведи на их расходы{1604}. Самого Кортеса не хвалили. Но его также и не обвиняли – и потому его друзья чувствовали, что одержали великую победу{1605}.

19 мая 1520 года королевские кормчие в Корунье объявили, что поднялся попутный ветер для плавания в Англию. Король, королева Жермена и ее новый муж (маркиз Бранденбургский), пфальцграф Фридрих, герцог Альба и его сын Вильяфранка, отправились в эту северную страну в сопровождении знати и придворных – таких как маркиз Агилар, Диего де Гевара, Хуан де Суньига, Галиндес де Карвахаль, Руис де ла Мота, Гарсия Падилья, Манрике, Кобос и, конечно, Гаттинара и Шьевр. «Под громкие звуки рожков и флейт, с великой радостью [королевский двор] поднял якорь и отправился в путь» в Англию и Германию на сотне кораблей, подготовленных Фонсекой с помощью Лопеса де Рекальде.