кнопку домофона, после чего поспешила в прихожую проверить, заперта ли входная дверь, и прислушалась. Через секунду на лестнице послышались шаги, которые становились все ближе и внезапно замерли. В дверь позвонили.

Джин спросила чуть громче, чем следовало:

– Кто там?

– Телеграмма для Джин Фаррис.

У стоявшего под дверью, похоже, болело горло.

– А почему вы не продиктовали ее по телефону? – засомневалась Джин.

– Тут стоит отметка: «Доставить лично адресату».

У Джин екнуло сердце. Ей никогда это не приходило в голову, хотя не исключено, что заключенным разрешают отправлять телеграммы, особенно если у них хватает денег дать взятку… «Потому что люблю вас…»

Отодвинув задвижку, она открыла дверь, и в квартиру тотчас же ввалился мужчина. Джин, изумленно открыв рот, попятилась.

Это был Лео Кранц.

Кранц стоял прямо на пороге квартиры. Увидев, что Джин оцепенела от неожиданности, он отступил в сторону и начал закрывать за собой дверь. Опомнившись, Джин потянулась было к дверной ручке, но промахнулась, дверь захлопнулась. Девушка снова попятилась и застыла на месте.

– Я буду кричать. Еще один шаг – и я закричу. В квартире наверху есть люди…

– Я знаю, что есть. – Кранц не двигался, глядя в упор на Джин; его голос срывался, нет, не дрожал, а скорее вибрировал, как натянутая струна. – Мисс Фаррис, не нужно кричать. Я только хотел с вами поговорить. Всего-навсего откровенный и дружеский разговор. – Он шагнул вперед, Джин снова попятилась, и его губы искривились в улыбке. – Я не назвался, потому что тогда вы меня наверняка не впустили бы. Сегодня вечером я заметил, как вы на меня смотрите, а потом вы обвинили меня… Так вот, вы заблуждаетесь. Вы совершаете ошибку.

– Сейчас же откройте дверь и убирайтесь отсюда! Даю вам пять секунд. Через пять секунд я начну кричать.

– Не хотите поговорить? Тогда это означает… – Он взмахнул рукой, Джин отпрянула, рука Кранца снова застыла, а его голос, похожий на натянутую струну, завибрировал еще сильнее. – Повторяю, вы совершаете ошибку. Не бойтесь, я не причиню вам зла. А иначе ударил бы вас по голове, когда вы открыли дверь. Я только хочу поговорить… хочу спросить…

Быть может, если бы он напал на Джин прямо в этот момент, в эту самую долю секунды, она бы даже не крикнула, поскольку на миг онемела под воздействием фантастического сочетания самых разных эмоций: физического страха, от которого скрутило живот, и рвущегося из груди неудержимого хохота. Когда Кранц взмахнул рукой, она заметила, что на нем перчатки. Что смотрелось дико теплой августовской ночью и шло вразрез с неформальным стилем одежды. Перчатки словно официально извещали Джин: «Исключительно на крайний случай, если придется причинить вам зло. Если придется вас убить…» Это было смешно, патетично, опасно… смертельно опасно, как и его голос… Похоже, Кранц не понимал, что делает… он был в отчаянии… он был убийцей… ей придется кричать… кричать прямо сейчас… но если она и закричит, то он в любом случае совершит задуманное, ведь у него в руках тяжелая трость… может, стоит броситься на него… расцарапать ему лицо…

И тут раздался звонок. Кранц замолчал, оборвав фразу на полуслове. Джин вышла из ступора… Она могла отступить на кухню, но не хотелось покидать прихожую, которая находилась ближе всего к внешнему миру… Девушка снова остановилась. Затем до нее донеслась отдаленная трель звонка – это звонили в верхнюю квартиру – и другие, уже более тихие звонки – кто-то явно звонил во все квартиры в доме. Может, стоит закричать прямо сейчас? Но Джин просто задержала дыхание. Она услышала, как двумя этажами ниже открылась и снова закрылась входная дверь, а потом раздались тяжелые торопливые шаги вверх по лестнице.

Кранц что-то пробормотал и порывисто дернулся, однако Джин не обратила на это внимания. Шагнув вперед, она поспешно щелкнула замком и распахнула дверь. Шаги становились все ближе, они доносились уже со второго этажа, затем на лестничной площадке появился какой-то мужчина и размашисто зашагал по холлу. Дверь нижней квартиры открылась и послышался чей-то хриплый, сердитый голос:

– Кого там черт принес?! Кто звонил ко мне?!

Поспешно подскочив к перилам, Джин крикнула:

– Все в порядке, мистер Лоусон, это ко мне! Прошу прощения!

Обернувшись, она обнаружила, что Кранц тоже вышел в холл и теперь стоял лицом к лицу с Эмори Байсе. Никто из мужчин не проронил ни слова. Кранц повернулся к Джин:

– Сегодня ночью вы прямо-таки нарасхват. И вся эта суета… право слово… – Он сделал шаг в сторону лестницы.

– Минуточку! – Байсе преградил ему дорогу. – Что скажете, мисс Фаррис? Он вам зачем-нибудь нужен?

– Я пришел к мисс Фаррис, – заявил Кранц. – Мне нужно было с ней поговорить.

– Хорошо. Проходите в квартиру, там и поговорите, – сказал Байсе.

– Нет! – вмешалась Джин. – Нам не о чем говорить. Мы подождем здесь, пока не услышим, как за вами внизу закроется входная дверь.

Смерив ее злобным взглядом, Кранц молча повернулся и пошел вниз. Байсе, держась в пяти шагах позади, проводил незваного гостя до первого этажа, проследил за тем, чтобы тот закрыл за собой входную дверь, и снова поднялся наверх. Стоявшая в дверях квартиры Джин сказала:

– Входите.

Закрыв дверь, она провела Байсе в гостиную и примостилась на краешке стула.

– Я опять следовал за вами, – извиняющимся тоном произнес Байсе, – только на расстоянии. Ведь если Кранц убил Вэла, значит он полоумный и способен на что угодно. Похоже, я оказался прав. Я околачивался напротив вашего дома…

– Благослови вас Бог! А где Вильсон?

– У меня дома. Спит. Что сказал Кранц?

– Ничего. – Джин непроизвольно содрогнулась. – Сказал, что хочет со мной поговорить.

– Зачем вы впустили его в квартиру?

– Он изменил голос. Сказал, что принес телеграмму. Я подумала, телеграмма, быть может, от Гая. А на пороге Кранц стоял… Говорил, я совершаю ошибку. – Она снова содрогнулась и внезапно хихикнула, прикусив губу, посмотрела на Байсе и снова хихикнула. – Он был в перчатках! Вы заметили? В перчатках! – Она расхохоталась. – Вот умора! Правда смешно? – Ее голова моталась туда-сюда, приступы смеха становились все безудержнее. – Перчатки!

Джин раскачивалась взад и вперед, продолжая истерически хохотать.

– Господи, она так перебудит весь этот треклятый дом! – Байсе нахмурился, прошел на кухню и, вернувшись со стаканом холодной воды, плеснул ею в лицо Джин.

Она судорожно вздохнула и обмякла, смех прекратился.

Двадцать минут спустя она уже крепко спала в своей постели. Байсе расположился на диване в гостиной. Сняв туфли, он лениво шевелил пальцами ног в темноте.

Глава 17

В воскресенье, в половине десятого утра, Эмори Байсе, умытый, причесанный и обутый,