Армстронг чувствовал, как к горлу подступает тошнота. На счету в «Виктории» хранится все, что он накопил за целую жизнь.

– С «Вик» должен быть полный порядок. Там все средства правительства.

– Правильно. Но в конституции ничего не говорится о том, что твои деньги тоже защищены. Ну ладно, мне надо возвращаться на работу.

– Да. Спасибо за информацию. Сожалею, что так получилось с твоим плечом.

– Я думал, мне голову, черт возьми, проломят. Эти подонки едва не завели свое прежнее «бей гуйлао». Думал, мне кранты.

Армстронг невольно содрогнулся. Со времени беспорядков пятьдесят шестого года его неотступно преследовал кошмар: та беснующаяся, вопящая толпа. Дело было в Коулуне. Только что перевернули машину, в которой ехал швейцарский консул с женой, и подожгли ее. Армстронг вместе с другими полицейскими рванулся сквозь людскую гущу на выручку. Когда копы пробились к машине, консул был уже мертв, а его молодая жена горела заживо. Пока ее вытаскивали из машины, вся одежда на ней сгорела и кожа слезала, как змеиный выползок. А вокруг мужчины и женщины, молодые и старые неистовствовали: «Бей гуйлао…»

Он содрогнулся, до сих пор не в состоянии забыть запах горелой плоти.

– Господи, какой ужас!

– Да, и все это за один рабочий день. Буду держать тебя в курсе. Если этот чертов Вервольф снова появится в Абердине, мы сделаем так, что ему будет тесно, как у комара в заднице.

14:20

Просматривавший почту Филлип Чэнь вдруг замер, и лицо у него посерело. На конверте было написано: «Мистеру Филлипу Чэню, вскрыть лично».

– Что случилось? – спросила жена.

– Это от них. – Трясущимися руками он показал конверт. – От Вервольфов.

– Ох!

Супруги сидели за обеденным столом, накрытым на скорую руку в углу гостиной в доме на самой вершине холма Струанз-Лукаут. Диана нервно поставила чашку с кофе.

– Открой его, Филлип. Но лучше носовым платком. Чтобы не стереть отпечатки пальцев, – с тревогой добавила она.

– Да-да, конечно, Диана, какой я глупец!

Филлип Чэнь сильно сдал за последнее время. Его пиджак был наброшен на спинку стула, а рубашка намокла от пота. В открытое окно у него за спиной влетал легкий ветерок, но было жарко и влажно, над островом нависла полуденная дымка. Ножом из слоновой кости Филлип осторожно вскрыл письмо.

– Да, это… это от Вервольфов. Это… это насчет выкупа.

– Читай вслух.

– Хорошо. «Приветствия Филлипу Чэню, компрадору Благородного Дома. Настоящим сообщаю, как должен быть выплачен выкуп. Для вас пятьсот тысяч такая же ерунда, как взвизг свиньи на бойне, а для нас, бедных крестьян, это будет целое наследство для наших голо…»

– Лгуны! – прошипела Диана, и прелестное ожерелье из золота с нефритом сверкнуло в потоке приглушенного солнечного света. – Как будто крестьяне станут похищать Джона или уродовать его. Грязные, вонючие заморские триады! Читай дальше, Филлип.

– «…будет целое наследство для наших голодающих внуков. Вы уже обратились в полицию, но для нас это все равно что струйка мочи для океана. Теперь вы обращаться туда больше не будете. Нет. Теперь вы будете держать все в тайне, или безопасность вашего сына окажется под угрозой и он не вернется, и виной всему станете вы сами. Берегитесь, наши глаза везде. Если вы попытаетесь выдать нас, случится самое худшее, и виной всему станете вы. Сегодня вечером в шесть часов я позвоню вам по телефону. Не говорите об этом никому, даже жене. А пока…»

– Грязные триады! Сыновья грязных потаскушек, они пытаются внести раздор между мужем и женой, – злобно комментировала Диана.

– «А пока приготовьте деньги на выкуп в неновых стодолларовых купюрах…» – Филлип Чэнь раздраженно глянул на часы. – У меня не так много времени, чтобы попасть в банк. Мне нужно будет…

– Дочитай письмо!

И без того сжавшееся сердце замерло, когда Филлип услышал резкие нотки в ее голосе.

– Хорошо, не волнуйся, дорогая, – примирительно произнес он. – Где это? Ах да: «…купюрах. Если вы точно выполните мои инструкции, ваш сын может вернуться сегодня же вечером…» Дай бог, чтоб было так, – вздохнул он, прервавшись на мгновение, а потом продолжал: – «Не обращайтесь в полицию и не пытайтесь заманить нас в ловушку. Наши глаза следят за вами даже сейчас. Написано Вервольфом». – Филлип снял очки. Под усталыми глазами залегли темные круги. На лбу выступил пот. – «Следят за вами даже сейчас». Может, они подкупили кого-то из слуг… или шофера?

– Нет, конечно нет. Они все у нас уже много лет.

Филлип вытер пот. Он чувствовал себя отвратительно. «Джон должен вернуться, вернуться живым и здоровым, чтобы я смог удавить его собственными руками».

– Это ничего не значит. Я… Позвоню-ка я лучше в полицию.

– Забудь! Забудь об этом, пока мы не поймем, что нам нужно делать. Отправляйся в банк. Получи только двести тысяч – об этой сумме ты и должен договориться. Снимешь больше, возникнет искушение отдать им все, если сегодня… если они действительно отвечают за свои слова.

– Да… очень мудро. Если мы сможем договориться на эту сумму… – Он задумался. – Как быть с тайбанем? Ты считаешь, я должен сказать тайбаню, Диана? Он… он, вероятно, сможет помочь.

– Ха! – презрительно бросила она. – Какая от него может быть помощь? Мы имеем дело с этими собаками триадами, а не с жуликами из числа заморских дьяволов. Если потребуется помощь, мы должны держаться своих. – Она впилась в него глазами. – А теперь лучше скажи, в чем дело? Чего ты так разбушевался позапрошлым вечером? Почему с тех пор мечешься, как обозленный кот с колючкой под хвостом, и все дела забросил?

– Я занимался делами, – защищался он.

– Сколько акций ты купил? А? Акций «Струанз»? Ты воспользовался тем, что сказал тайбань о предстоящем буме? Не забыл предсказание Старого Слепца Дуна?

– Конечно, конечно не забыл! – запинаясь, проговорил он. – Я… я тайно удвоил количество наших акций и так же тайно дал указания нескольким брокерам купить еще половину этого количества.

Щелкающий, как счеты, мозг Дианы Чэнь раскалился докрасна при мысли о том, какую это принесет огромную прибыль, сколько она заработает лично для себя на всех акциях, которые купила от своего имени, заложив весь свой портфель. Но лицо ее оставалось холодно-бесстрастным, а голос ледяным:

– И сколько ты заплатил?

– В среднем по двадцать восемь долларов девяносто центов.

– Ха! В сегодняшней газете написано, что акции Благородного Дома при открытии шли по двадцать восемь долларов восемьдесят центов, – изрекла она, неодобрительно фыркнув, взбешенная тем, что муж заплатил за акции на пять центов меньше, чем она. – Тебе сегодня утром следовало быть на бирже, а не слоняться здесь. Так можно и всю жизнь проворонить.