В книге муссируются слухи, домыслы, предположения относительно судьбы «денег КПСС», нахождения их на счетах в зарубежных банках, в коммерческих структурах и совместных предприятиях.

Какое же государство после всего этого будет иметь контакты с нашей страной по вопросам, составляющим ту или иную степень тайны, без опасения, что это может быть предано гласности?

И это делается в то время, когда Соединенные Штаты Америки и другие западные страны не отрицают проведения ими тайных операций, признают оказание помощи организациям и движениям в других странах, занимающим проамериканские позиции. Эта помощь во много крат превышает ту, которую КПСС оказывала братским партиям. Нет признаков, указывающих, что Соединенные Штаты Америки и другие западные страны отказались или намерены отказаться от этой практики.

Вскоре после августовских событий в средствах массовой информации на территории бывшего Советского Союза и в зарубежных странах были опубликованы некоторые материалы Комитета госбезопасности и ряда других ведомств. Они касались вопросов внешней и внутренней политики и представляли собой документы, содержащие совершенно секретные сведения. По этим материалам можно было легко выйти на наши агентурные источники, доверительные связи в других странах и подставить под удар тех, кто помогал нашему государству, рисковал собой. Разумеется, это не может быть оправдано никакими политическими соображениями.

Мир узнал о наших сугубо внутренних оценках ситуаций в отдельных регионах, на международной арене в целом, об отношениях Советского Союза с другими странами, узнал, из каких источников мы получали информацию. Все это дало определенным кругам богатую пищу для размышлений и действий, в том числе в провокационных целях.

Судя даже по сообщениям печати, после этого мы лишились многих важных позиций. Какая другая уважающая себя страна поступила бы таким образом?

Мы поставили под удар не только связи КПСС с коммунистическими и иными партиями, раскрыли их содержание, каналы реализации, передачи информационных материалов. Мы поставили под угрозу жизнь и безопасность многих лиц, целых организаций, движений и даже стран.

В 1993 году, когда я уже был на свободе, один иностранный журналист обратился ко мне с просьбой дать ему интервью. Я согласился. В числе других вопросов он коснулся связей КПСС с другими партиями, и в частности передачи денежных средств, приема в Советском Союзе групп функционеров и отдельных представителей коммунистической партии его страны.

Я, разумеется, давал дипломатичные ответы, стараясь не поставить под угрозу ни наших оперативных работников, ни разведку в целом и, разумеется, наши контакты и связи по ту сторону границы. В конце концов иностранный журналист разоткровенничался и, видимо стремясь разговорить меня, рассказал о том, что ему известны достоверные факты передачи денежных средств КПСС конкретным коммунистическим партиям.

Я усомнился, хотя и допускал такую возможность, поскольку в нашей печати об этом писалось. Нашлись люди, решившие свести политические счеты с прошлым, в том числе со своим. В стремлении доказать лояльность новому режиму и очернить, что было прежде, шли на все.

Тогда журналист показал мне целую кипу копий документов, подписанных мною, как бывшим начальником Первого главного управления, и адресованных в ЦК КПСС. В частности, некоторые из них представляли подробные отчеты о выполнении заданий по передаче финансовых средств. Назывались даты, суммы, лица, получившие их, короче говоря, все! На документах стоял гриф «особой важности», они составлялись в двух экземплярах, один из которых шел в соответствующий отдел ЦК КПСС, а другой оставался в Комитете госбезопасности.

На мой вопрос, каким путем были добыты эти документы, журналист спокойно ответил, что это стоило определенных денег. Судя по всему, этим сообщением он надеялся побудить меня к большей откровенности. Я сказал, что тайн и секретов не выдаю, и пусть то, что он получил, будет на совести тех, кто пошел на передачу этих документов.

Со своей стороны хочу заметить, что преданием гласности оперативных секретов был нанесен огромный политический ущерб и нынешнему режиму, потому что в результате этого руководство страны потеряло доверие к себе. Вряд ли кто теперь пожелает откровенно обсуждать с нами конфиденциально вопросы, не опасаясь, что со временем они станут известны всему миру.

Для характеристики того времени и моего отношения к происходящему я хотел бы остановиться на одном эпизоде — о направлении мною письма президенту Российской Федерации Ельцину. Письмо было написано 3 июля 1992 года и неделю спустя опубликовано в газете «Правда». Начиналось оно так:

«Г-н Президент, 11 июня с. г. по телевидению показали ваше интервью, в котором речь шла о том, что произошло в России и вокруг нее за истекший год после начала вашего президентства. Итоги могут оценить сами россияне, они их видят, ощущают на себе, своих родных. Впрочем, это касается не только жителей России, но и всех граждан бывшего Союза.

Во время телеинтервью вам было задано много вопросов. Еще больше тем вы затронули в своих ответах. В этой связи мне хотелось бы остановиться на одной, самой главной проблеме: что же случилось с великим Советским Союзом? Соотечественники должны знать не только то, как эту проблему понимаете вы, но и насколько соответствует действительности ваше утверждение, что виновны в распаде Союза те, кого в интервью вы называете «путчистами».

В своем телеинтервью Ельцин приписал «путчистам» главную вину за развал Союза. Я, разумеется, решительно не согласился с этим и видел главный смысл своего обращения к Ельцину в том, чтобы доказать обратное. «Очень многие уже подметили, — писал я, — главную черту, присущую всей вашей деятельности, — тягу не к созиданию, а к разрушению. Последние два года до августа 1991 года вы всю свою энергию направляли исключительно на разрушение центра, «имперского союза», разносили в пух и прах буквально все, что было сделано до вас. Показывали, как плохо живут люди, щедро рассыпая при этом обещания».

Я также напомнил Ельцину, что подготовленный с его участием проект Союзного договора практически ничего не оставлял от федеративного характера СССР, он предусматривал в лучшем случае лишь некое конфедеративное образование под названием Союза Суверенных Республик.

Конечно, я был далек от мысли валить всю вину на Ельцина и потому в письме заметил, что все это очень хорошо понимал Горбачев. Тем не менее он шел на такой договор в жалкой надежде уцелеть, хотя бы на какое-то время покрасоваться в положении пусть даже бесправного, марионеточного, но все же президента Союза Суверенных Республик. На мой вопрос, как он оценивает ситуацию и какая судьба ожидает предполагаемый Союз, Горбачев ответил: «Ну, года полтора продержимся».

«А вы, Борис Николаевич, — подчеркнул я в своем письме, — продолжали наносить удар за ударом по Советскому Союзу. Сейчас вы говорите, что били, дескать, не по Союзу, а по центру, борясь за права России. Странная логика. Во-первых, такие понятия, как «союз» и «центр», взаимосвязаны. Что же это за Союз без центра?»