— А как мы сумеем выдать себя за журналистов, — спросилаСигрид, — это ведь не профессор Бескудников? Прокурор вполне может попросить унас документы.

— У меня есть нужные документы, — Дронго достал из карманаудостоверение аккредитованного в Москве журналиста Чарльза Сноу.

— Вы приготовили это удостоверение специально для нашегорасследования?

— Просто я подумал, что оно мне может понадобиться, изахватил с собой.

Через полчаса они сидели в кабинете прокурора. Узнав, что кнему приехали американские журналисты, прокурор Щербаков был чрезвычайнодоволен их визитом.

Он с удовольствием предвкушал их большие репортажи обуспешной работе самого прокурора и его сотрудников. Поэтому, любезно принявкорреспондентов, он целых полчаса рассказывал об успехах вверенной емупрокуратуры, стараясь произвести максимально выгодное впечатление. Дронго иСигрид пришлось выслушать весь набор комплиментов в адрес американскихжурналистов, объективно освещающих работу прокурорских работников. Еще большеекрасноречие прокурор проявил, рассказывая о своей тяжелой работе.

Лишь когда он наконец немного подыссяк, Дронго стал задаватьничего не значащие вопросы, пытаясь выйти на главный вопрос — о Короткове.

И лишь когда Дронго спросил о случаях непредумышленныхпреступлений, о несчастных случаях, которые произошли в районе за последнийгод, прокурор подумал и быстро сказал:

— Да, у нас таких случаев бывает очень много. Почти всегдамного. К сожалению, конечно. Особенно много дорожно-транспортных происшествий.

— У нас эта проблема тоже существует, — кивнул Дронго,говоривший по-русски с чудовищным акцентом, — но мы сегодня утром бралиинтервью у профессора Бескудникова, и он рассказал нам о гибели своего врача. Язабыл его фамилию.

— Да, я помню, — оживился прокурор, — это дело вел мойпомощник Сарыбин.

Но там не было ничего существенного. Просто несчастныйслучай.

Врач-патологоанатом в темноте не заметил котлована и упал внего, сломав себе позвоночник. Конечно, очень плохо, что все так случилось, ноэто был типичный несчастный случай.

— А мы не могли бы побеседовать с кем-нибудь из вашихработников? — спросила Сигрид. — Например, с этим Сарыбиным. Он наверняка можетрассказать много интересного о работе прокуратуры.

— Прекрасно, — сказал по-английски Дронго.

Он специально вставлял английские слова, чтобы произвестиеще большее впечатление на прокурора.

— Сейчас я его вызову, — поднял трубку прокурор.

Через минуту в кабинет вошел коренастый широкоплечий молодойчеловек с полным, одутловатым лицом.

— Это и есть наш Сарыбин, — представил своего сотрудникапрокурор, — тот самый, который занимался делом о погибшем враче.

Сарыбин посмотрел на журналистов. Что-то мелькнуло в еговзгляде.

— Расскажи, что там случилось, — сурово потребовал прокурор.

Он принадлежал к тем начальникам, которые даже на мгновениебоятся оставлять своих подчиненных с журналистами одних. Привыкший все решатьсам и все лично контролировать, неутомимый и неугомонный Щербаков не доверялникому.

— Мы уже закрыли это дело, — сурово сказал Сарыбин, — выведь сами все подписали.

— Это американские журналисты. Они интересуютсярасследованием различных дел и хотят написать о работе нашей прокуратуры, —строго сказал Щербаков. — Неужели ты не можешь вспомнить, как все там было?

— Поздно ночью Коротков возвращался домой и попал вкотлован. Стройка не была освещена как положено, как раз в это время былиперебои с электроэнергией.

Вы ведь помните, что сами подписывали заключение, — напомнилСарыбин.

— Конечно, помню. Но ты расскажи нам подробности.

— Больше никаких подробностей, — пожал плечами Сарыбин и,метнув из-под тяжелых век осторожный взгляд на пришельцев, поинтересовался:

— А почему их так интересует именно Коротков?

— Их интересует работа нашей прокуратуры, — поморщилсяЩербаков, досадуя на тупость подчиненного, — ладно, ты можешь идти, все равноничего путного мы от тебя не услышим.

Когда Сарыбин вышел, прокурор вздохнул.

— Вот такой материал к нам попадает. И мы делаем из нихнастоящих специалистов. Стараемся воспитать достойную смену.

Он говорил еще минут десять, сглаживая впечатление,оставленное его работником, пока Дронго не прервал его словесные излияния.

— Нам уже пора, — извинительно сказал он, — было оченьприятно с вами познакомиться. Разрешите, мы заедем через несколько дней исделаем несколько ваших фотографий. У нас есть договор с журналом «Огонек», ониобещали давать наши статьи в переводе на русский.

— Конечно, — обрадовался Щербаков.

Все, что касалось лично его, было самым важным. Неглупыйчеловек, переведенный сюда из Управления общего надзора, где он пользовалсязаслуженным уважением за свой опыт и знания, здесь он был просто не на своемместе.

Когда они вышли из здания, Дронго задумчиво сказал:

— Какой-то заговор молчания получается. Мне кажется, что иСарыбин знает больше, чем его прокурор. И почему-то тоже не хочет нам сообщать.

Он не знал, что за минуту до этого Сарыбин убеждал своегособеседника по телефону:

— Говорят, что американцы… Делают вид, что интересуютсянашей работой…

Но на самом деле их интересует Коротков. Да, как вы меняпредупреждали… Их интересует, как именно он погиб…

Пить мексиканскую водку «текилу» — это особое искусство.Сначала нужно натереть лимоном участок ладони между большим и указательнымпальцами. Потом посыпать солью. И лишь затем, выпив «текилу», лизнуть соль изакусить лимоном.

При этом соль должна быть крупнозернистая, а лимон зеленым игорьким, чтобы ощущение было полным. И конечно, должна быть настоящаямексиканская «текила».

Именно такую любил пить в ресторане «Санта-Фе» частенькоприезжавший сюда Заика.

Свою кличку он получил от фамилии Заикин, которая была егопервой и настоящей фамилией. На самом деле он никогда не заикался и в первыегоды даже ужасно злился, когда его обзывали подобной кличкой. Но с годамиуспокоился и даже гордился кличкой, наводившей ужас на врагов. А врагов былослишком много.

Вот и теперь он приехал в ресторан не один, а всопровождении своего телохранителя, который обычно обедал с ним и выполнялфункции его водителя.