– Свидетельство у нас есть, только толку-то. – Она покачала головой. – Объясни им, Пол.

Она сидела в красном кожаном кресле перед столом Ниро Вулфа. В большом кресле, с широкими подлокотниками, и на один из них, положив руку на спинку, взгромоздился Пол Обри. Я предлагал ему на выбор любое из желтых, которые тоже вполне удобные кресла, но, очевидно, он не желал отходить ни на шаг от жены, если она была его жена.

– Черт возьми, не знаю, с чего начать! – буркнул он.

У него веки были не красные, хотя имелись другие признаки нервного напряжения, показывавшие, что и ему несладко. Его рука на спинке кресла сжималась в кулак, довольно правильное лицо было мрачно, а широкие плечи горбились, как перед дракой. Он наклонил голову, встретившись с ней взглядом.

– Ты не хочешь сама объяснить? – спросил он.

Она покачала головой:

– Нет, ты. – Она подняла было руку, чтобы дотронуться до его колена, но тут же отдернула.

Он перевел взгляд на Вулфа:

– Полгода назад мы были мужем и женой… Шесть месяцев и четыре дня тому назад… А теперь по закону мы не женаты. Не женаты, поскольку моя жена Кэролайн… – Он замолчал, так как бросил взгляд на жену, и сбился с мысли, хотел взять ее за руку, но она руку отодвинула, и он убрал свою, потом поднялся, расправил плечи, повернулся лицом к Вулфу и начал почти скороговоркой: – Четыре года назад она вышла замуж за человека по имени Сидни Карноу. Через год после свадьбы он записался в армию, и его отправили в Корею. Через несколько месяцев она получила официальное письмо, где говорилось, что муж погиб в бою. Еще через год я встретил ее, полюбил и предложил выйти за меня замуж, но тогда она отвергла мое предложение, а согласилась только через два года после гибели Карноу. Три недели назад Карноу объявился снова, живой и здоровый, позвонил из Сан-Франциско своему адвокату, а неделю назад демобилизовался и позавчера, в воскресенье, явился в Нью-Йорк. – Обри снова сгорбился, как Джек Демпси[2], готовый отразить атаку. – Я не отдам ее! – объявил он всему миру. – Никому не отдам!

– Пятнадцать миллионов против вас, мистер Обри, – хмыкнул Вулф.

– Какие пятнадцать миллионов?

– Те, кто составляет «народ города Нью-Йорк». Против вас, по крайней мере официально, пятнадцать миллионов жителей Нью-Йорка, и я среди них. Почему, во имя всего святого, вы явились ко мне? Вам нужно было сразу уехать… еще несколько дней назад… В Турцию, Австралию, Бирму, куда угодно… если она хочет того же, что и вы. Может быть, и сейчас не поздно, если поторопиться. В добрый путь.

Обри постоял немного, глубоко вдохнул, развернулся, подошел к желтому креслу, которое я ему предлагал, и сел. Заметил, что руки у него сжаты в кулаки, разжал, положил на колени и посмотрел на Кэролайн. Поднял руку и снова уронил на колено.

– Мне нельзя к тебе прикасаться, – сказал он.

– Да, – согласилась она. – Пока нельзя.

– Ладно, объясни ему. Еще подумает, что я издеваюсь. Объясни ты.

Она покачала головой:

– Он может спросить у меня. Я вот она. Рассказывай.

– Дело вот в чем. – Пол Обри повернулся к Вулфу. – Карноу был единственным ребенком и, когда его родители умерли, получил в наследство кучу денег, почти два миллиона долларов. Он оставил завещание, по которому половину отписал моей Кэролайн, а вторую половину – родственникам, тетке и двоюродным братьям. Завещание осталось у адвоката. Когда пришло сообщение о гибели Сидни, завещание прошло положенную процедуру, все формальности были соблюдены, и через несколько месяцев имущество распределили между наследниками. Доля Кэролайн составила чуть больше девятисот тысяч долларов, и она их получила. Когда мы с ней познакомились, она жила на эти деньги. У меня была только моя работа – продавал автомобили и зарабатывал примерно сто пятьдесят долларов в неделю, но я влюбился в Кэролайн, а не в ее миллион. Говорю просто для вашего сведения. Когда мы поженились, она захотела, чтобы я начал свое дело, хотя не скажу, что я противился. Подумал, порыскал, поторговался, и мы совершили отличную сделку…

– Чем занялись?

– Автомобилями. – Судя по тону, Обри считал это единственным стоящим занятием. – Агентство по продаже машин «Брэндон и Гайавата». На покупку ушла почти половина всех денег Кэролайн, но за последние три месяца мы вернули больше двадцати тысяч после уплаты налогов, и будущее казалось радужным, и тут произошло все это. А я уже прикидывал… Но к черту – ушло так ушло! Мы собрались сделать Карноу одно предложение, и эта идея не моя и не Кэролайн, а общая. Она возникла сама собой, когда, узнав, что Карноу жив, мы все обсуждали и обсуждали, что делать. На прошлой неделе мы сходили к его адвокату – его зовут Джим Биб, – чтобы тот передал наше предложение Карноу, но адвокат отказался. Он сказал, что слишком хорошо знает Карноу, так как учился с ним в одном колледже, и уверен, что Карноу даже слушать не станет. Потому мы решили…

– О каком предложении идет речь?

– Мы подумали, что это было бы честно. Мы хотим ему все вернуть: полмиллиона, которые остались у Кэролайн, и агентство, и вообще все, если он согласится на развод. Кроме того, если ему понадобится помощь и он захочет меня нанять, я продолжу вести дела агентства. А Кэролайн откажется от всех претензий и от алиментов.

– Это была моя идея, – пояснила она.

– Наша, – твердо произнес он.

Вулф смотрел на них и хмурился. Мои брови снова поднялись вверх. Похоже, этот парень действительно любил свою жену, а не баксы, а я всей душой за настоящую любовь, конечно в разумных пределах. Что до нее, то мой интерес к ней снова стал исключительно профессиональным. Если она и в самом деле решила, что этот ее Пол стоит миллиона долларов, и собралась сделать ноги от единственного законного мужа, то, вероятно, разубедить ее было бы непросто, пришлось бы потратить немало сил и времени. Я скосил на него глаза – честная физиономия, даже приятная, но ничего особенного – и подумал, что она явно его переоценивает.

– Биб отказался, – продолжал Обри, – и мы, когда узнали, что Карноу уже в Нью-Йорке, решили, что я пойду к нему и сам все объясню. Решение это мы приняли вчера вечером. С утра у меня были назначены встречи, а после обеда я поехал в отель – он остановился в «Черчилле» – и поднялся к нему в номер. Я не позвонил заранее, так как никогда его не видел, а мне хотелось сначала его увидеть. Хотелось на него посмотреть. – Обри замолчал, прижал пальцы ко лбу, потер лоб. Когда он положил руку на колено, она снова сжалась в кулак. – Беда в том, что я не совсем был уверен в том, как с ним разговаривать. Деловое предложение – само собой, но на уме у меня были еще две вещи. Агентство мы зарегистрировали как акционерное общество, и половина акций принадлежит Кэролайн, а половина – мне. Я думал сказать, что если он откажется от нашего предложения, то я не отдам свои акции, но еще не решил, стоит ли это делать. Во-вторых, я мог бы сказать, что Кэролайн беременна. Это неправда, и наверное, я не сказал бы этого, но держал в уме. Хотя теперь все это не важно, ведь я его не увидел.