Пол Обри стиснул зубы.

– Не могу похвастаться, что справился с задачей блестяще, хотя дело не только в моих сомнениях. Явившись в отель без звонка, я подошел к его номеру – две тысячи триста восемнадцать, – поднял руку, собираясь постучать в дверь, но не постучал, потому что заметил, как она дрожит и меня всего трясет. Я немного постоял, чтобы успокоиться, но не успокоился. Я понял, что если сейчас войду и все изложу, а он откажется, то неизвестно, что может произойти. В том состоянии, в котором я был, я мог скорее все испортить, чем добиться какого-то толка. Потому я сбежал. Я не горжусь этим. Просто рассказываю: струсил и сбежал. Кэролайн ждала меня в баре неподалеку, и я рассказал ей про это, что тоже было нелегко: сказать, что я ничего не смог. До этого дня она думала, что я все могу. Думала, что я такой.

– Я и сейчас так думаю, Пол, – сказала она.

– Правда? Я не могу даже прикоснуться к тебе.

– Это временно. До тех пор, пока… – Ее рука дрогнула. – Не нужно больше так говорить.

– Ладно, проехали. – Он снова повернулся к Вулфу. – Тогда я сказал, что эта затея – «поговорить как мужчина с мужчиной» – была дурацкая, и мы сидели там и пережевывали то да се. Мы перебрали всех наших друзей, кого могли бы попросить это сделать, и поняли, что никого. Адвокат, к которому я обращаюсь в агентстве, не стоит ломаного гроша. Потом кто-то из нас назвал ваше имя – не помню кто, – и тут все как-то сразу сошлось, и я сразу же позвонил из телефона-автомата в баре и попросил о встрече. Может быть, вам удастся его убедить к вам приехать, и вы передадите ему наше предложение, а если нет, вы можете отправить к нему Арчи Гудвина. Кэролайн считает, что, возможно, послать Гудвина лучше, потому что Карноу обидчивый и вы могли бы его случайно рассердить. Это мы оставим на ваше усмотрение. Я только хотел бы сказать, что, если вам удастся его убедить, вы впишете в чек любую сумму, хотя тут у нас есть предел, и я должен об этом сразу сказать. Пять тысяч долларов, что-то около того – это нам по силам. Но, ради бога, сделайте это сейчас, сегодня!

Вулф прокашлялся.

– Я не адвокат, мистер Обри, я сыщик.

– Я знаю, кто вы. Только какая разница? Вы известны как человек, который способен добиться от другого человека чего угодно. Мы просим отыскать способ получить согласие Карноу.

– Вашу логику, – хмыкнул Вулф, – легко оспорить, но вы вряд ли сейчас в настроении обсуждать такие тонкости. А мои гонорары зависят от вида и объема выполненной работы. Ваша задача выглядит довольно простой. Насколько вы искренни, описывая мне всю ситуацию?

– Абсолютно. Полностью.

– Вздор! Никто не бывает искренним абсолютно – ни мужчина, ни женщина. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я рассчитывать на то, что вы выполните все те условия, как вы их изложили?

– Да. Можете, черт возьми!

Вулф повернул голову:

– Миссис Карноу, вы…

– Она не миссис Карноу! – гаркнул Обри. – Она моя жена!

Плечи Вулфа приподнялись на полдюйма и опустились.

– Мадам, уверены ли вы, что поняли мой вопрос и согласны добросовестно выполнять ваше предложение?

– Да, – твердо ответила она.

– И вы понимаете, что отказываетесь от вдовьего права – своего законного права на крупную собственность?

– Да.

– В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о мистере Карноу, поскольку мистер Обри с ним не знаком. Был ли у вас с мистером Карноу общий ребенок?

– Нет.

– Брак вы, полагаю, заключили по любви?

– Мы так считали… Наверное, да. Да, по любви.

– Теперь она остыла?

– Не совсем все так. – Она заколебалась, не зная, как сформулировать. – Видите ли, Сидни был очень тонкий и ранимый человек… Я до сих пор говорю «был», потому что долго считала его погибшим. Мне было всего девятнадцать, когда мы поженились, и, наверное, тогда я его не понимала. В армию он вступил, так как ему казалось, что это его долг: он не участвовал во Второй мировой войне и теперь настал его черед начистить картошки в общий котел. Так он тогда сказал, а я с ним не согласилась. Хотя к тому времени я уже понимала: то, что я думаю, не очень для него важно, да и что чувствую тоже. Если вы согласитесь помочь нам, вы, естественно, захотите понять, что он за человек, только я и сама этого толком не знаю, к тому же теперь, когда прошло столько времени. Может быть, тут немного помогут письма, которые я получила из армии. Всего три письма. Он не любил писать. Одно из учебного лагеря и два из Кореи. Муж… то есть Пол… сказал, чтобы я взяла их с собой и показала вам.

Она открыла сумку, порылась в ней и вынула несколько листков бумаги, скрепленных скрепкой. Я взял их и передал Вулфу, а так как считал, что именно я буду избран им для выполнения их поручения, то встал у него за спиной и прочел письмо одновременно с ним. Все три письма до сих пор хранятся в нашем архиве, но я приведу здесь только последнее как образец его тона и стиля: