Прищурившись, рассматриваю его в зеркале. И тут до меня доходит. Получается, ее дружба со мной – тоже благотворительность?

На самом деле ехать недолго. Наблюдая за моими метаниями, любой сказал бы, что до «Авроры» несколько дней пути, что тюрьма находится чуть ли не в другой стране. Да, она расположена на севере рядом с озером Онтарио неподалеку от канадской границы. И это недалеко. Даже если Томми планирует соблюдать все скоростные ограничения, поездка займет не дольше трех часов. На экскурсию на Ниагару ехать дольше.

– Зря ты ее надела, – вдруг произносит Майлз.

Первые слова с тех пор, как мы выехали на трассу. Он обращается к Сарабет – должно быть, они знакомы по школе, оба ходят в муниципальную.

Сарабет краснеет. Она вообще то и дело заливается краской. Если мисс Уиллоу хоть чуть-чуть поправляет ее у станка, Сарабет мгновенно становится пунцовой и веснушки у нее походят на капли крови. Белыми остаются лишь кончик носа, руки и ноги. В памяти вдруг всплыло, что я прозвала Сарабет Малиновкой.

– А что не так? – пролепетала она.

Я уже поняла. Майлз имел в виду толстовку, которую она взяла у меня из шкафа. Полосатый свитер с капюшоном. В полоску – оранжевую, желтую, синюю и зеленую. Я бы ни за что не купила такой попугайский наряд. Еще одна вещь, что осталась от Ори.

Майлз помнил эту толстовку. Помнил Ори в этой толстовке. Он из тех парней, что обращают внимание на одежду.

– Он имеет в виду толстовку, – подсказываю я.

– Ой, так это же не моя, я у Ви взяла.

Майлз переводит взгляд на меня. Впервые с момента встречи.

– Ты украла ее до или после того, как упекла Ори в тюрьму?

Я теряю дар речи. И тут Томми яростно давит на сигнал, как будто на дороге возник олень, но никакого оленя не было, и Ори не вернется, никогда не вернется, она умерла.

И к тому же Майлз прав.

– Какая, нахрен, разница, где чья футболка? – орет Томми. – Майлз, это съезд или нет?

Тот отворачивается, смотрит на дорогу. Мы подъезжаем к воротам тюрьмы, ставшей могилой для тех девочек.

Мне нужно посмотреть на это место до того, как уеду, уеду навсегда. Знаю, что подобраться близко не удастся, там все заперто и огорожено. Но может быть, мы увидим вышку или колючую проволоку. Что-нибудь, что расскажет о ней.

Хотя… разве этого достаточно?

Вскоре мы оказываемся на узкой запутанной дороге посреди леса. Я никогда тут раньше не была, однако именно так все себе и представляла. Асфальт бугристый, весь в ямах, даже меня укачало, а Сарабет так вообще опускает голову на колени и жалуется на тошноту. Дорога, петляя, уходит вверх по склону, но сообразить, где мы находимся, мешают деревья. Небо над нами сжимается до крошечной заплатки, просвечивает между верхушками крон. Почти приехали.

Чувствую, что замерзла, хочется попросить назад толстовку, а больше ничего не чувствую.

Проезжаем мимо погнутого дорожного знака:

По-прежнему ничего не чувствую.

Майлз говорит, что надо остановиться еще до того, как показались ворота. Он и правда бывал тут раньше. Томми раздумывает, где лучше припарковаться. Переживает, как бы не поцарапали его драгоценную машину. Поблизости что-то не видно парковки для долгожданных посетителей.

И вот я стою у ворот воспитательной колонии, в одной руке букет полуувядших гвоздик, который мы купили по пути, в другой зажато перышко с костюма Ори. Что-то мне подсказывает: она хотела бы, чтобы я оставила его здесь.

Не знаю, как, но она все увидит. Посмотрит на нас сверху и поймет. И отпустит меня. Мы пойдем разными дорогами. У меня впереди огни большого города, Джульярд, слава – все, чего я так хочу. У нее – темная бездна вечности.

Подхожу к неказистой свалке из вещей, которые нанесли посетители. Остальные держатся чуть поодаль, за что я им благодарна. После первого покосившегося указателя «Аврора-Хиллз» – 11 миль» мы не встретили ни одной машины. Вокруг никого – ни скорбящих родственников, ни зевак. Томми может не волноваться за машину.

Здесь только мы и полинявшие плюшевые игрушки.

Я опускаюсь на колени. Как много свечей, и ни одна не горит. Все медвежата, которых я видела на фотографиях, по-прежнему на месте. Другие игрушки тоже. Синий дельфин. Кукла с пластмассовой головой почернела, одна нога полностью сгнила.

Музыкальная шкатулка. Внутри крошечная балерина, такая же, как на моем браслете. Родители дарили мне подвески каждый год на день рождения. Ори нравился мой браслет. Я ношу его до сих пор. Кручу заводной ключ. Заиграла музыка, балерина начала кружиться. Хрупкая фигурка легко ломается. Вот уже никто не танцует, только музыка продолжает играть. Сую балерину себе в карман джинсов.

Те трое стоят позади, наблюдая за каждым моим движением. Шли бы себе подобру-поздорову. Так хочется побыть одной.

Между прутьями решетки покоробленный дождем квадрат картона, на котором нацарапано: «Отбросы общества! Вы отвратительные монстры!» Кто-то же не поленился приехать, чтобы оставить его.

Закрываю глаза, дышу глубоко. Пытаюсь думать о Нью-Йорке. Гаденький голосок внутри нашептывает, что не видать бы мне Нью-Йорка как своих ушей, если бы Ори не посадили или – что лучше? хуже? – вообще оправдали.

И тут раздается голос Майлза:

– Вход справа. В ограде есть дыра. Сама тюрьма наверху холма. Идти недалеко.

– Надо же! – Томми пытается изобразить удивление, хотя наверняка знал заранее.

– Стойте, – протестует Сарабет. – Я думала, мы просто положим цветы! Мы что, внутрь пойдем?

Она достает телефон, чтобы сфотографировать букет.

– Мы в такую даль тащились! – возражает Томми. – Что теперь, тут постоим и обратно? Майлз говорит, там есть вход. Идем!

– Есть, есть. Я раньше заходил.

– Скоро стемнеет… – пищит Сарабет и поворачивается ко мне.

– Возьмем фонарики, – предлагает Томми. – Вряд ли они нам понадобятся, но все-таки.

– Это же незаконное проникновение! – продолжает Сарабет.

Ее никто не слушает.

Томми бежит назад к машине и возвращается с ручным фонариком. Говорит, что у него только один, но можно и телефоном подсветить, если вдруг что. Он приволок баллончики с краской. Наверное, купил перед тем, как за нами заехать.

Майлз смотрит только на меня. В глазах у него черно, как в омуте, волосы растрепались от ветра, на губах играет ядовитая усмешка.

– Ви! – пищит Сарабет. – Вайолет! Вы правда туда собираетесь? Может, я возле машины подожду?

Я даже ухом не веду. Парни тоже.

Майлз был ближе с Ори, чем я. Он приезжал сюда, а я нет. Он видел то, чего я не видела. Он знает слишком многое, а я не знаю.