— Антонина-то ваша слаба оказалась, — сиропным голосом продолжала вещать тетя Паша. — Кровь увидала, и хлоп в обморок. А уж «скорую»-то — это я вызывала.

— Спасибо, — сказала Рина, наблюдая, как врач усадил мальчика на стоявшие в машине носилки и начал накладывать ему на руку плотную повязку.

— Доктор, — справившись, наконец, с паникой, спросила Рина, — это серьезно?

— Швы нужно накладывать, так что придется ехать в больницу, — спокойно ответил врач. — Но рана не слишком глубокая и сухожилие не задето, так что все будет в порядке, не волнуйтесь.

Рина мелко закивала головой, а потом повернулась, чтобы идти к дочери. Однако Тошка уже оклемалась и сама поспешила матери навстречу. Рина порывисто обняла ее, и девочка, уткнувшись ей в плечо, всхлипнула.

— Доктор говорит, что все будет в порядке, — погладила ее по руке Рина. — Не плачь. Ты сама-то как?

Тошка пробурчала что-то неопределенное и вытерла слезы рукавом куртки.

Закончив перевязку, врач поманил Рину к себе и сказал:

— Садитесь в машину и возьмите мальчика на колени. Я сейчас сделаю ему обезболивающий укол, и поедем.

Рина немедленно забралась в «скорую», обняла Антошку и прижала его к себе.

— Все будет хорошо, — прошептала она ему на ухо. — Сейчас доктор сделает тебе маленький укольчик и твоя ручка сразу же перестанет болеть.

Тут она вспомнила рассказ тети Паши и, немного отстранившись от мальчика, заглянула в его бледное личико.

— Антошка, почему ты сразу не сказал Тоше, что порезал руку? Ведь тебе же было очень больно, верно?

Мальчик кивнул, но ничего не сказал.

— Маленький мой, — пожалела его Рина, — почему же ты не заплакал?

— Бабушка сказала, — неожиданно откликнулся на ее слова Антошка, — что если я буду хорошо себя вести, ты захочешь стать моей мамой. Я терпел, чтобы ты не рассердилась.

И тут он все же разревелся.

Рина крепко сжала малыша в объятиях. Точно так же, как и пятнадцать лет назад, жалость и сострадание перемешались в ее душе с нежностью и желанием защитить.

Ночью Рина почти не спала. Завернувшись в теплый клетчатый плед, она сидела в глубоком старом кресле и чутко прислушивалась к каждому вздоху детей. В этот раз Рина разместила их обоих в гостиной — так ей было легче нести свою вахту.

Тошка спала на диване, то и дело постанывая во сне. Вечером у нее поднялась температура, и Рина сразу же решила, что это на нервной почве — никаких признаков простуды у девочки не наблюдалось.

«Несчастный мой ребенок, — с жалостью думала Рина, — сколько всяких переживаний навалилось на нее разом. Такой стресс кого угодно свалит с ног».

Антошка, напичканный обезболивающими, тихонько посапывал на кушетке у окна.

«И это тоже теперь мой ребенок», — подумала про него Рина, вспоминая все, что случилось накануне вечером.

Не позволив Тошке ехать вместе с ними в больницу, она оставила девочку на попечение Анны Викентьевны — старушка появилась на месте происшествия как раз перед тем, как врач «скорой» захлопнул дверцы машины. По дороге Рина позвонила Наталье. Еще не дослушав до конца ее объяснения, та решительно перебила:

— Детали расскажешь потом. Не нервничай, Тошку я беру на себя, а ты занимайся мальчиком. Если что, немедленно звони — мы будем на связи.

«Что бы я делала без моей Натальи?» — в который уже раз с благодарностью подумала Рина.

Антошка, на которого уже подействовал укол, задремал у нее на коленях, и Рина осторожно погладила его по светлой головке.

«Вот же еще маленький герой», — улыбнулась она про себя.

— У вас есть страховка на мальчика? — неожиданно раздался у нее над ухом голос доктора.

— Нету, — испуганно вскинула голову Рина, которая до сих пор об этом даже не думала. — И что же теперь делать?

— Разберемся, — невозмутимо ответил молодой врач.

— А швы? Вы говорили, что нужно наложить швы.

— Нужно, — согласился тот.

— А без страхового полиса это будут делать?

— Ну что вы заладили, мамаша — «страховой полис», да «страховой полис»? — вмешался толстяк, который был одновременно и шофером, и санитаром. — Что же теперь, из-за вашего головотяпства руки мальца лишать, что ли?

— Но я слышала… — начала было Рина, однако толстяк ее перебил.

— А вы поменьше слушайте всякие сплетни. Можно подумать, мы тут, в медицине, все монстры какие-то.

Молодой врач скосил глаза на своего помощника. Заметив на его губах усмешку, Рина решила, что патриотические речи санитара были, вероятно, результатом кропотливой воспитательной работы, которую доктор проводил со своим подручным.

— Я все-все оплачу, — все же попыталась она прояснить ситуацию.

— Разберемся, — снова сказал врач и неожиданно ей подмигнул. — Мы действительно не такие уж монстры, как в народе про нас говорят.

Антошке наложили двенадцать швов, и он стойко перенес все мучительные процедуры.

Теперь, прихлебывая из чашки чуть теплый чай, Рина думала о том, как она безумно устала за последние пару дней. Устала от разросшихся, словно снежный ком, проблем, разбираться в которых у нее не было ни сил, ни желания. Ей хотелось выбросить все из головы и поскорее уснуть, однако нервы были напряжены до предела и сон не шел. Наконец она погрузилась в беспокойную полудрему, и ей тут же привиделись окровавленная варежка, бледное лицо дочери, плотоядная улыбка тети Паши, черный джип…

Очнулась она от того, что во сне заплакал Антошка. Спрыгнув с кресла, Рина быстро подошла к малышу. Вытерев его вспотевший лобик, она повернула мальчика на бочок, подоткнула одеяло и, тихонько похлопывая его по спинке, замурлыкала себе под нос что-то про заиньку серенького.

Малыш быстро успокоился, и Рина, притащив из кухни очередную порцию чаю, снова забралась в свое кресло.

Гнетущая тишина ночи неожиданно накатила на нее новую волну страхов и сомнений.

«Что я делаю? — с ужасом подумала она. — На что себя обрекаю? Разве можно быть такой сердобольной? Поддавшись сиюминутному порыву, взвалить на свои плечи безумную ответственность? Только дураки действую так скоропалительно, а умные люди рассуждают, раскладывают все по полочкам».

Рина попробовала рассуждать, и вышло, что она не имеет никакого отношения ни к Нине Никифоровне, ни к ее внуку. Она ничем им не обязана, хотя просто из жалости могла бы немного помочь.

«Вот именно, — приободрилась Рина. — Просто помочь. И для этого вовсе не обязательно перекраивать всю свою жизнь».

Вообще-то о переменах в жизни она в последнее время думала неоднократно, однако это было нечто совсем иное — речь шла о возможном замужестве. Вениамин все чаще заговаривал о том, что пора бы им уже подумать о создании семьи, и Рина чувствовала, что он вот-вот сделает ей официальное предложение. Несмотря на Тошкино вредничание, Рина все больше склонялась к тому, чтобы это предложение принять. Вениамин, конечно, был человеком педантичным, и все такое, но зато вполне надежным — за ним она бы чувствовала себя как за каменной стеной.