— Лизи… так жарко… лёд…

— Он у меня, Скотт. Теперь ты хоть закроешь свой назойливыйрот?

— Один удрал на север, другой на юг умчал, — хрипит Скоп, апотом — это же надо! — выполняет её просьбу. Может, он уже выговорился, и тогдаэто будет первый такой случай в жизни Скотта Лэндона.

Лизи запускает руку в стакан, отчего «кола» выплёскиваетсяиз него, такая божественно холодная. Она захватывает пригоршню кусочков льда,думая, а вот ведь ирония судьбы: когда они со Скоттом останавливаются наплощадке отдыха на автостраде и она пользуется услугами автомата с газировкой,вместо того чтобы взять банку или бутылку, она всегда нажимает кнопку «СТАКАНБЕЗ АЬДА» (пусть лучше другие позволяют этим прижимистым компаниям, торгующимгазировкой, лишь наполовину наполнять стакан своим товаром, вторую наполняяльдом, а вот с Лизи, младшей дочерью Дейва Дебушера, этот номер не пройдёт. Кактам говорил папаня? «Стреляного воробья на мякине не проведёшь»?). А теперь онамечтает о том, чтобы в стакане было побольше льда и поменьше «колы»… нет, онане думает, что избыток льда что-то изменит. Хорошо хоть, что лёд есть вообще.

— Скотт, вот он. Лёд.

Его глаза наполовину закрыты, но он открывает рот, и когдаона сначала протирает ему губы кусочками льда, а потом кладёт один на егоокровавленный язык, бьющая Скотта дрожь внезапно прекращается. Господи, этокакая-то магия. Осмелев, она проводит замерзающей, сочащейся водой рукой по егоправой щеке, по левой, лбу, где капли воды цвета «колы» падают на брови, апотом стекают по крыльям носа.

— Лизи, это божественно, — говорит он, и хотя каждый вдохпо-прежнему сопровождается свистом-криком, голос Скотта уже больше напоминаетпривычный. «Скорая» подъехала к толпе, что стоит слева, и смолкающий вой сиренысменяется громкими мужскими криками: «Санитары! Расступитесь! Санитары,освободите дорогу! Дайте нам выполнить свою работу!»

Дэшмайл, трусливый говнюк, выбирает этот момент, чтобынаклониться к Лизи и шепнуть на ухо свой вопрос. Спокойствие голоса, учитываяскорость, с которой он сиганул в сторону, заставляет Лизи скрипнуть зубами.

— Как он, дорогая?

Не оглядываясь, она отвечает:

— Пытается выжить.

— Пытается выжить, — пробормотала она, проводя рукой поглянцевой странице ежегодника «У-Тенн Нашвилл. Обзор событий 1988». Пофотографии Скотта с ногой, стоящей на серебряном штыке церемониальной лопатки.Она резко, с хлопком, закрыла ежегодник и швырнула его на пыльную спинукнигозмеи. Её аппетит к фотографиям (и воспоминаниям) на этот день утолён слихвой. За правым глазом начала пульсировать боль. С ней хотелось как-тосправиться, принять что-нибудь, но не слабенький тайленол, а что-то, как сказалбы её умерший муж, взбадривающее. Очень бы подошёл экседрин, пара таблеток — ивсе дела, если только срок действия давно не истёк. А потом она могла бынемного полежать на кровати в их спальне, пока не пройдёт боль. Может, дажепоспала бы.

Я всё ещё называю её «нашей спальней», отметила она,спускаясь по лестнице в амбар, который давно уже не был амбаром, разделённый намножество кладовок… хотя в нём по-прежнему стояли запахи сена, верёвок,тракторного масла, упрямые фермерские запахи. Она наша, даже через два года. Ичто с того? Что с того?

Она пожала плечами.

— Полагаю, ничего.

Её немного шокировал заплетающийся, полупьяный голос. Онапредположила, что все эти очень уж живые воспоминания измотали её. Зановопережитый стресс. Одно, впрочем, радовало: никакая другая фотография Скотта вживоте книгозмеи не могла вызвать таких неистовых воспоминаний, и ни один изколледжей не мог послать Скотту фотографию его от… (об этом заткнись)

— Совершенно верно, — согласилась Лизи, спустившись слестницы, не особо представляя себе, о чём, собственно, (Скут, старина Скут)она думала. Голова кружилась, и тело покрылось испариной, словно она едваизбежала несчастного случая.

— Заткнись, на сегодня достаточно.

И будто её голос послужил спусковым крючком, зазвонилтелефонный аппарат за закрытой деревянной дверью справа от Лизи. Раньше за этойдверью располагалась конюшня, достаточно большая, чтобы разместить в ней трёхлошадей. Теперь на двери висела табличка с надписью «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ!». Этушутку придумала Лизи. Она намеревалась устроить там кабинет, где могла быдержать домашний архив и работать с месячными счетами (у них был финансовыйконсультант, и она до сих пор не отказалась от его услуг, но он находился вНью-Йорке, и Лизине собиралась грузить его такой ерундой, как счета из местнойбакалейной лавки). Она даже поставила туда стол, телефонный аппарат, факс инесколько бюро… а потом Скотт умер. Заходила она в кабинет с тех пор? Однажды,она помнила. Этой весной. В конце марта, когда на земле кое-где ещё оставалисьостровки грязного снега. Заходила, чтобы стереть старые записи наавтоответчике. В окошечке устройства светилось число «21». Сообщения с первогопо семнадцатое и с девятнадцатого по двадцать первое были от разных торговцев,которых Скотт называл «телефонными вшами». Восемнадцатое (Лизи это совершенноне удивило) оставила Аманда. «Просто хотела узнать, подключила ты эту штуковинуили нет. Ты дала этот номер мне, Дарле и Канти до того, как Скотт умер. —Пауза. — Похоже, что подключила. — Пауза. — И до сих пор не отключила. — Пауза,а потом торопливо: — Но была слишком длинная пауза между твоими словами извуковым сигналом, то есть у тебя, маленькая Лизи, на автоответчике накопилосьмного сообщений, ты должна их прослушать — вдруг кто-то хочет подарить тебенабор кастрюль или что-то ещё. — Пауза. — Ну… до свидания».

Теперь, стоя перед закрытой дверью, чувствуя, как за правымглазом с частотой ударов сердца пульсирует боль, она слушала, как телефон прозвонилв третий раз, в четвёртый. Пятый звонок оборвал щелчок, а потом раздался еёголос, объясняющий тому, кто держал трубку на другом конце провода, что он илиона позвонили по телефону 727-5932. Потом не последовало ни лживого обещания«мы вам перезвоним», ни предложения оставить сообщение после звукового сигналла, ни самого сигнала, о котором упоминала Аманда. Да и зачем всё это? Кто могпозвонить сюда, чтобы поговорить с ней? Со смертью Скотта это место лишилосьсвоего мотора. Здесь осталась только маленькая Лизи Дебушер из Лисбон-Фоллс,теперь вдова Лэндон. Маленькая Лизи жила одна в доме, который был слишкомбольшим для неё, и писала списки продуктов, которые нужно купить, не романы.

Пауза между её словами и звуковым сигналом была оченьдлинной, и она подумала, что плёнка для записи сообщений вновь заполнена доконца. А если и не заполнена, если звоня-щий устанет ждать и положит трубку, точерез дверь кабинета она услышит самый раздражающий, тоже записанный на плёнкуженский голос, который скажет ей (отчитает её): «Если вы хотите позвонить пономеру… пожалуйста, повесьте трубку и свяжитесь с абонентом через оператора!»Женщина не добавила бы «тупоголовый ты наш» или «раз у тебя дерьмо вместомозгов», но Лизи всегда чувствовала этот, как сказал бы Скотт, «подтекст».