— Хватит, — с раздражением бросила Лизи. — Я успела вовремя,успела, так что давай это забудем. Этот безумный мальчишка смог только пробитьему лёгкое, вот и всё.

И однако мысленным взором (там прошлое — всегда настоящее)она видела, как «ледисмит» вновь начинает поворачиваться, и выбралась избассейна в надежде, что физическое усилие прогонит этот образ. Сработало, ноБлонди появился вновь, когда она вытиралась в раздевалке после душа, Герд АлленКоул вернулся, стоит перед глазами, говорит: «Я должен положить конец всемуэтому динг-донгу ради фрезий», — и Лизи-1988 размахивается серебряной лопаткой,но на этот раз долбаный воздух в долбаном времени Лизи слишком густой, и ейсуждено опоздать на какое-то мгновение, она увидит всю дульную вспышку, а не еёчасть, чёрная дыра появится также на левом лацкане, и пиджак спортивного покроястанет для Скотта саваном…

— Прекрати! — зарычала Лизи и бросила полотенце в корзинкудля грязного белья. — Угомонись!

Она вернулась в дом голой, с одеждой под мышкой — именно длятаких случаев двор и огородили высоким дощатым забором.

Поплавав, она проголодалась (просто умирала от голода) и,пусть шёл только пятый час, решила приготовить себе большой сковородный ужин.Дарла, вторая по старшинству из сестёр Дебушер, сказала бы, что Лизи собраласьплотно поесть, а вот Скотт заявил бы, что у неё возникло желание нажраться. Вморозильнике лежал фунт вырезки, в кладовой — упаковка полуфабриката длячизбургерного пирога. Лизи всё вывалила на сковороду. Пока блюдо жарилось,приготовила себе графин лаймового «кулэйда»[28] с двойным содержанием сахара. Кпяти двадцати, когда кухню заполнили запахи, поднимающиеся от сковороды, всемысли о Герде Аллене Коуле вылетели у неё из головы, по крайней мере на время.Думать она могла только о еде. Съела две большие порции запеканки, получившейсяиз сочетания полуфабриката чизбургерного пирога и мяса, запила двумя большимистаканами «кулэйда». Когда со второй порцией и со вторым стаканом (на днеосталось чуть-чуть сахара) было покончено, Лизи удовлетворённо рыгнула иизрекла: «Эх, мне бы сейчас эту чёртову долбаную сигарету».

Она говорила правду; ей редко так отчаянно хотелосьпокурить. «Салем лайтс». Скотт курил, когда они впервые встретились вуниверситете Мэна, где он был студентом-выпускником и, как сам себя называл,«самым юным писателем мира среди здесь проживающих». Лизи училась (этопродолжалось недолго) в свободное от работы время: она тогда была официанткой вкафе «У Пэт» в центре города, разносила пиццы и бургеры. К курениюпристрастилась в компании Скотта, который предпочитал исключительно «ГербертаТейритона». Курить они бросили одновременно, чтобы выяснить, кто первым невыдержит. Произошло это в 1987 году, за год до того, как Герд Аллен Коулнаглядно продемонстрировал, что сигареты — не единственный источник проблем слёгкими. В последующие годы Лизи, бывало, много дней и не вспоминала осигаретах, а потом вдруг возникало дикое желание покурить. И, нужно отметить,от мысли о сигаретах была немалая польза. Они позволяли забыть о («Я долженположить конец всему этому динг-донгу ради фрезий», — говорит Герд Аллен Коул яснои отчётливо и чуть поворачивает руку) Блонди (плавно) и Нашвилле, (чтобынацелить дымящийся ствол револьвера «ледисмит» на левую половину груди Скотта)и, чёрт, она опять к тому же и вернулась.

На десерт можно взять купленный в магазине кекс и замороженныесладкие взбитые сливки (жрать так жрать), но Лизи слишком сыта, чтобы думать опродолжении банкета. И опечалена тем, что эти отвратительные воспоминаниявозвращаются даже после того, как она наелась до отвала горячейвысококалорийной пищей. Она полагает, что у неё возникла проблема, с какойобычно сталкиваются ветераны войны. Это была её единственная битва, но… (нет,Лизи)

— Прекрати, — прошептала она и резко (нет, любимая)отодвинула от себя тарелку. Господи, но ей хотелось (ты знаешь, что нет) сигарету.А ещё больше она хотела, чтобы все эти воспоминания ушли к чер… Лизи!

Это был голос Скотта, прозвучавший у неё в голове так ясно,что она ответила вслух, просто и естественно: — Что, дорогой?

Найди серебряную лопатку, и всё это дерьмо исчезнет, какслучалось с запахом металлургического завода, когда ветер менялся и дул с юга.Помнишь?

Разумеется, она помнила. Её квартира находилась в маленькомгородке Кливс-Миллс, к востоку от Ороно. К тому времени, когда Лизи поселиласьв Кливс-Миллс, никаких заводов там не было, но их хватало в Олдтауне, и когдаветер дул с севера (особенно если день был влажный и облачный), вонь стоялаужасная. Потом, если ветер менялся… Господи! Вдыхаешь запах океана и, казалось,рождаешься заново. На какое-то время выражение «жди ветра перемен» стало частьюих внутреннего семейного языка, как «очистить», «СОВИСА» и «долбаный» вместо«грёбаный». Затем оно забылось, и Лизи не вспоминала о нём много лет. «Ждиветра перемен» означало «держись, крошка». В смысле, пока не сдавайся. Может,оно говорило об оптимистическом отношении к жизни, свойственном молодымсемейным парам. Она не знала. Скотт мог бы предложить обоснованную точкузрения; он вёл дневник и тогда, в их (СРАНЫЕ ГОДЫ) сумбурные дни, писал попятнадцать минут каждый вечер, пока она смотрела сериалы или разбиралась ссемейными расходами. Иногда, вместо того чтобы смотреть телевизор илиподписывать чеки, она наблюдала за ним. Ей нравилось, как свет лампыподсвечивал ему волосы, бросал треугольные тени ему на щёки, когда оннаклонялся над блокнотом. В те дни волосы у него были более длинными и тёмными,не тронутыми сединой, которая начала всё сильнее проступать в последние годыего жизни. Ей нравились истории Скотта, но ничуть не меньше ей нравились и еговолосы, подсвеченные светом настольной лампы. Она думала, что его волосы всвете лампы — сама по себе история, просто он этого не знал. Ей нравилосьгладить его кожу. Что лоб, что крайнюю плоть, ощущения всегда были приятными.Она не поменяла бы одно на другое. Ей хотелось всё и сразу.

Лизи! Найди лопату!

Она убрала со стола, положила остатки чизбургерного пирога смясом в пластиковый контейнер. Не сомневалась, что никогда больше к ним непритронется (безумие прошло), но еды осталось слишком много, чтобы спустить всёв раковину. Добрый мамик Дебушер, которая по-прежнему проживала в её голове,устроила бы скандал, попытайся она это сделать! И лучше поставить контейнер вхолодильник, за спаржей и йогуртом, где его содержимое сможет спокойно стареть.Занимаясь этими простыми хозяйственными делами, она гадала, каким образом, воимя Иисуса, Марии и Иосифа-Плотника, успешный поиск той дурацкой маленькойлопатки мог успокоить её? Может, дело в волшебных свойствах серебра?

Ей вспомнился какой-то фильм, который она смотрела с Дарлойи Кантатой в программе «Кино для полуночников», какой-то «ужастик» о вервольфе…только Лизи не сильно испугалась, если испугалась вообще. Вервольф показался ейскорее грустным, чем страшным, а кроме того, было заметно, что киношникиостанавливали камеру, потом накладывали актёру на лицо соответствующий грим ипродолжали съёмку. Безусловно, следовало поставить им высокие оценки застарание, но конечному продукту, по её личному мнению, явно не хваталодостоверности. Сюжет, правда, вызывал определённый интерес. Поначалу действиеразворачивалось в английском пабе, где один из бывалых завсегдатаев мимоходомговорил, что вервольфа можно убить только серебряной пулей. А разве Герд АлленКоул не был в какой-то степени вервольфом?