Толпа тоже движется к автомобильной стоянке вместе с главнымиучастниками церемонии… за одним исключением. Блонд и не направляется кавтомобильной стоянке. Блонди всё ещё стоит с той стороны прямоугольногоучастка привезённой земли, которая обращена к автомобильной стоянке. Нескольколюдей сталкиваются с ним, и ему всё-таки приходится отступить назад, навыжженную землю, где в 1991 году распахнёт двери библиотека Шипмана(естественно, если можно верить обещаниям главного подрядчика). Потом онначинает двигаться против потока, расцепляет руки, чтобы оттолкнуть девушку,которая возникает слева от него, а потом юношу, появившегося справа. Губы егопо-прежнему шевелятся. Поначалу Лизи вновь думает, что он молится про себя, нопотом слышит несвязные слова, какую-то галиматью (такое мог бы написать плохойподражатель Джеймса Джойса), и впервые её охватывает настоящая тревога. Такиестранные синие глаза Блонди сфокусированы на её муже, только на нём и ни на комбольше, и Лизи понимает, что он не собирается обсуждать отъезжающих или скрытыйрелигиозный подтекст романов Скотта. Это не простой ковбой глубокого космоса.

— Колокольный звон движется по улице Ангелов, — говоритБлонди (говорит Герд Аллен Коул), который большую часть семнадцатого года своейжизни провёл в дорогой частной психиатрической клинике в Виргинии, откуда еговыписали с диагнозом «здоров». Лизи слышит каждое слово. Они долетают до неёсквозь шум толпы, гул разговоров с той же лёгкостью, с какой острый ножразрезает кекс. — Этот давящий звук всё равно что дождь по жестяной крыше!Грязные цветы, грязные и сладкие, вот как колокола звучат в моём подвале, какбудто ты этого не знаешь!

Правая кисть, которая чуть ли не вся состоит из длинныхпальцев, движется к подолу белой рубашки, и Лизи точно понимает, что сейчаспроизойдёт. Понимание приходит к ней от телевизионных образов (Джордж УоллесАртур Бреммер)[22] из детства. Она смотрит на Скотта, но Скотт разговаривает сДэшмайлом. Дэшмайл смотрит на Стефана Куинслен, да, раздражение, написанное налице Дэшмайла, говорит фотографу: «Хватит! Достаточно! Фотографий! Для одногодня Спасибо!» Куинсленд смотрит на фотоаппарат, что-то там поднастраивает.«Тонех» Эддингтон уставился на блокнот, что-то записывает. Лизи ловит взглядомкопа в рубашке цвета хаки с бляхой на ней. Коп смотрит на толпу, да только надругую часть долбаной толпы. Такое невозможно, не может она видеть всех этихлюдей и Блонди, но она может, она видит, видит даже, как двигаются губы Скотта,произнося слова: «Думаю, всё прошло очень даже неплохо», — эти слова он частопроизносит после подобных событий, и о Боже, и Иисус Мария, и Иосиф-Плотник,она пытается выкрикнуть имя Скотта и предупредить его, но горло перехватывает,оно превращается в сухую, шершавую трубу. Лизи не может вымолвить ни слова, аБлонди уже задрал подол большой белой рубашки, и под ним пустые петли дляремня, плоский безволосый живот — живот форели, а к белой коже прижата рукояткаревольвера, которую обхватывают его пальцы, и она слышит, как он говорит,приближаясь к Скотту справа: «Если это закроет губы колоколов, работа будетзакончена. Извини, папа».

Она бежит вперёд или пытается бежать, потому что ноги словноприклеились к земле, а впереди чьи-то плечи — это студентка, в топике набретельках, волосы перевязаны широкой белой лентой, на ней надпись «НАШВИЛЛ»синими буквами с красной окантовкой (видите, как она всё подмечает), и Лизиотталкивает её рукой, которая сжимает серебряную лопатку, и студентканедовольно восклицает: «Эй!» — да только звучит это «эй» медленно и растянуто,словно запись для пластинки 45 оборотов в минуту проиграли на 33 с третьюоборотов, а то и на 16. Весь мир ушёл в горячий дёготь, и целую вечностьстудентка с бретельками топика на плечах и «Нашвиллом» в волосах заслоняет отнеё Скотта. Лизи видит лишь плечо Дэшмайла. И Тони Эддингтона, которыйпролистывает свой чёртов блокнот.

Потом студентка открывает обзор, и Лизи вновь видит Дэшмайлаи своего мужа, видит, как голова ассистента профессора поднимается, а телонапрягается. Лизи видит то, что видит Дэшмайл. Лизи видит Блонди с револьвером(как потом выясняется, это «ледисмит» калибра 0,22 дюйма, изготовленный в Корееи купленный на распродаже в южном Нашвилле за тридцать семь долларов). Вовремени Лизи всё происходит очень, очень медленно. Она не видит, как пулявылетает из ствола (можно сказать, не видит), но слышит, как Скотт говоритнегромко, растягивает слова, так что на всю фразу у него уходит секунд десять,а то и пятнадцать: «Давай обговорим это, сынок, хорошо?» А потом она видит, какдульная вспышка жёлто-белыми лепестками расцветает на срезе никелированногоствола револьвера. Она слышит хлопок — жалкий, несущественный, словно кто-тосхлопнул обёртку от чипсов, сжав её в кулаке. Она видит Дэшмайла, этоготрусливого южанина, который бросается влево. Она видит, как ноги Скоттаподаются назад. А вот подбородок продолжает двигаться вперёд. Сочетание этостранное, но изящное, словно некое танцевальное па. Чёрная дырка появляется направой стороне его спортивного покроя пиджака. «Сынок, видит Бог, ты не хочешьэтого делать», — говорит он, вновь растягивая слова во времени Лизи, и даже вовремени Лизи она может слышать, как его голос с каждым словом становится всётише, пока не перестаёт отличаться от голоса лётчика-испытателя в барокамере. Иоднако Лизи думает, что он ещё не знает о ранении, она в этом почти уверена.Полы его пиджака раскрываются, как ворота, когда он командным жестомпротягивает к Блонди руку, и тут же Лизи отмечает для себя сразу два момента.Первое: рубашка под пиджаком окрасилась в красное. Второе: ей наконец-тоудалось перейти на некое подобие бега.

— Я должен положить конец всему этому динг-донгу, — говоритГерд Аллен Коул ясно и отчётливо. — Я должен положить конец этому динг-донгуради фрезий.

И Лизи внезапно осознаёт, что, как только Скотт умрёт, кактолько непоправимое свершится, Блонди покончит с собой или попытается этосделать. Но пока он должен закончить начатое. Окончательно разобраться списателем. Блонди чуть поворачивает руку, чтобы нацелить дымящийся стволревольвера «ледисмит» калибра 0,22 дюйма на левую половину груди Скотта. Вовремени Лизи движение это ровное и медленное. Первая пуля пробила Скоттулёгкое; теперь Блонди хочет повторить то же самое с сердцем. Лизи знает, что неможет этого допустить. У её мужа есть шанс остаться в живых, но для этого нужнопомешать этому несущему смерть психу всадить в него ещё один кусочек свинца.

Словно отказывая ей в этом, Герд Аллен Коул говорит: «Этоникогда не закончится, пока ты не упадёшь. Ты несёшь ответственность за весьэтот бесконечный звон, старичок. Ты — ад, ты — обезьяна, и теперь ты — мояобезьяна!»