Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим остановился и посмотрел на продавца, который вытащил из под стола какой-то небольшой предмет. Подойдя поближе, он взял его в руки и приблизил к глазам. Это был обычный стеклянный шарик на подставке, который нужно было встряхнуть для того, чтобы бутафорские снежинки начали изображать снегопад, медленно и красиво опускаясь на статуэтку, которая, при ближайшем рассмотрении снова оказалась его точной копией. Маленькая фигурка в центре шарика изображала Максима, открывающего дверь в эту самую сувенирную лавку, в которой он сейчас находился.
— Я готов продать вам этот сувенир всего за три года вашей жизни.
— Это воспоминание о посещении вашего магазина?
— Именно.
— И я не буду помнить ничего из того, что здесь произошло?
— Абсолютно.
— И все эти воспоминания, которые я увидел на полках, тоже не вспомню?
— Нет.
— Я согласен.
— Вот и отлично, — улыбнулся продавец, — по рукам?
— По рукам.
Максим схватился за протянутую руку. Какие-то синеватые искорки пронеслись по его руке и перебежали на руку продавца, как будто впитавшись в его кожу.
— Вам упаковать сувенир или вы предпочтете разобраться с ним здесь?
— Здесь.
Максим взял в руки протянутый шарик и со всего размаха бросил его на пол. Сувенир разлетелся на маленькие осколки, а молодой человек в это время уже закрывал за собой входную дверь.
— Не самый правильный выбор, — произнес продавец, глядя ему вслед, — есть такие вещи, за которые лучше переплатить один раз. Впрочем, это не мое дело. Жаль только, что мне сегодня придется задержаться на работе.
С этими словами он снова взял в руки веник и принялся сметать осколки.
Максим стоял на тротуаре и докуривал сигарету. Когда огонек уже дошел до фильтра, он огляделся по сторонам в поисках урны. Взгляд упал на скромную вывеску небольшого магазинчика прямо за его спиной. На ней аккуратными буквами было выведено: «Сувенирная лавка».
— Неаккуратный посетитель? — кивнул Максим на разбитый сувенир, зайдя в помещение.
— Скорее, жадный, — ответил продавец и улыбнулся странной и жутковатой улыбкой.
Себастьян был настолько неудачливым бесом, что умудрился вселиться в кузнеца второго разряда Илью Михайловича Косыгина. Нет, нельзя сказать, что кузнец был плохим человеком или что у него была плохая профессия. Конечно же, нет. Просто он был человеком старой закалки, и все новое ему давалось с трудом. Вот и новый жилец, подселившийся в его, прости господи, эго, никак его не радовал. Можно даже сказать, он его не воспринимал как часть себя. И иногда даже вел с бесом беседы.
Бывало, сядет у себя возле мастерской на скамейку, да и начнет разговор.
— Эй, чертяка, ты тут?
— Ага, — грустно вздыхал бес.
— Пить будешь?
— Нет, спасибо, я непьющий.
— А есть?
— Мне бы немножечко вашей души, а то совсем оголодал, — жалостливо тянула нечисть.
— Так бери.
— Можно, да? — Было слышно, как бес подскакивает со своей табуретки. Или на чем там они сидят внутри людей.
— Конечно, нет. Ты что думаешь, раз живешь там на халяву, я тебя еще и кормить должен? Нетушки, псина ты эдакая. Не дождешься.
Бес вздыхал и снова усаживался на свой табурет.
Этот диалог происходил изо дня в день, и Себастьян верил, что когда-нибудь кузнец сжалится и отдаст ему часть своей души. Но чуда не происходило. Один раз он даже так психанул, что собрал свои вещи и хотел уйти домой, но, представив, как он будет оправдываться перед начальством, решил остаться.
В один из дней Илья Михайлович закончил работу и снова присел около мастерской.
— Сидишь? — спросил он у своего живота.
— Сижу, — обреченно послышалось оттуда.
— А чего ждешь-то, демоняка? Чего надо тебе? Ты мне хоть скажи, может, придумаем чего-нибудь.
— Душа ваша нужна, что ж непонятного?
— А зачем?
— Как это — зачем? Чтобы всякие непотребства творить с помощью вашего тела. А когда помрете, я ее с собой возьму в ад. Мне премию выпишут, может быть, отпуск даже дадут, — мечтательно протянул бес. — Я последний раз в отпуске тысячу лет назад был.
— Не получится у тебя ничего, чертяка.
— Почему?
— А потому что жизнь я прожил, хоть и не длинную, но успел в ней делов наделать. Ты вот, пока там сидишь, хоть раз рассмотрел толком мою душу?
— Нет, а что с ней?
— А ты посмотри.
Внутри раздались звуки мелких шажков, затем скрипнула какая-то дверь.
— Ого! А что она у тебя маленькая такая? Еще и твердая, как каменюка.
— За такую тебе не то что отпуск не выпишут, тебе еще и штраф влепят.
— А почему так? Что случилось-то?
Кузнец некоторое время помолчал.
— Любил я когда-то одну девушку. Очень любил. А потом вот взял да и предал ее. Вроде бы обычная история, у кого такого не было, да вот только с тех пор никого я полюбить не смог. А душа без любви — как губка без воды. Сначала высыхает, потом еще трескаться начинает, а потом и вовсе разваливается. Вот такие дела, чертяка.
Бес, вздохнув, уселся на табуретку.
— Да тут не только в любви дело, кузнец. Она у тебя не просто засохла, она еще и кровоточит изнутри. А я еще думаю — чего тут так скользко?
— И что это значит?
— А значит это, что внутри она у тебя еще живая. Другими словами, можно ее еще, так сказать, реанимировать.
— И как? — заинтересованно спросил кузнец.
— Пока не знаю, но попробую, — ответил бес. — А ты мне тогда ее отдашь в пользование?
— Если сможешь ее забрать, то отдам. — Кузнец хитро улыбнулся и встал со скамейки.
Они встретились случайно. Иногда так бывает. А может быть, и бес помог, этого уже никто не узнает.
— Прости меня, — кузнец виновато опустил глаза, — я очень перед тобой виноват.
— Не переживай, все хорошо. Значит, так должно было быть, — девушка улыбнулась и провела ладонью по его волосам.
— Кузнец, — послышалось из живота, — растет душа, давай, не останавливайся!
— Ты знаешь, хотел еще сказать, что никогда больше не встречал такой девушки, как ты. Наверное, я все-таки тебя люблю.
— Ого! Уже почти на всю грудь и растет еще! Получается, кузнец! — комментировал изнутри бес и радостно потирал свои мохнатые лапы.
Девушка смущенно улыбнулась и поправила челку.